концерте, когда ты все «Кресты» на уши поставил. Сам я не был, сидел в карцере в это время, но пацаны рассказали.
Роман сел на койку и осмотрелся.
– Чай будешь? – спросил Лысый, усаживаясь напротив Романа.
– Если можно, – ответил Роман.
– А почему же нельзя? Слышь, Гном, организуй-ка чайку, ну и закусь, какую есть.
Низкорослый Гном кивнул и расторопно перебрался в угол, где загремел чайником и зашуршал полиэтиленовыми мешками.
– Скажи, Роман, а за что ты тут? – Лысый испытующе посмотрел на Романа.
Роман вздохнул и ответил:
– Во время того концерта побег был. Помнишь?
– Помню, – кивнул Лысый.
– Вот. А менты думают, что побег этот я организовал.
– А ты, стало быть, его не организовывал?
– Ни в коем случае, – легко ответил Роман, – я простой музыкант, песенки-гитарки, а побег – это дело опасное, сам понимаешь, так что... Не организовывал я никаких побегов.
– Складно звонишь, – одобрительно кивнул Лысый, – мы тут тоже кое-что об этом слышали. Да вот только менты – они не мы, они ведь признания добиваться будут. Ты готов?
– Не знаю, – Роман пожал плечами, – такого опыта у меня нет.
И тут же понял, что соврал.
Перед его внутренним взором появилось весьма неприятное воспоминание...
... Роман, повинуясь кивку сержанта, шагнул в кабинет, дверь за ним закрылась, и он увидел рассевшихся по разным углам кабинета трех крепких молодых мужчин, которые были похожи больше на конкретных братков, чем на сотрудников милиции. А может быть, в свободное от работы время они и были натуральными братками. По совместительству.
Роман стоял и молча смотрел на них.
Они, в свою очередь, с любопытством разглядывали его.
Наконец, когда процедура визуального исследования закончилась, один из мужчин усмехнулся и сказал:
– А что, похож! Почти как на плакате, только гаек на пальцах нет.
Другой встал и подойдя к Роману вплотную, тихо произнес:
– У мента, говоришь, шинель шершавая?
Это была строчка из песни Романа, причем из такой песни, которая для любого мента была не то чтобы неприятной, а просто оскорбительной. Братва дружно визжала от этой песни, а этим крепким ребятам, перед которыми сейчас стоял Роман, она наверняка пришлась не по душе.
Стоявший перед Романом человек сделал неуловимое движение, и Роман почувствовал, как невидимая лошадь лягнула его прямо в печень. В глазах у Романа потемнело, и резко поднявшийся к лицу пол больно ударил его в бровь.
«Да, это тебе не алкаши в камере», – успел подумать Роман и потерял сознание.
Когда он пришел в себя, все внутренности тошнотворно ныли, во рту было кисло, а руки и ноги дрожали. Он с трудом поднялся с пола и, держась за стоявший рядом стул, медленно выпрямился.
– Это тебе для начала, – сказал ударивший его человек и указал на стул, – сядь. Еще успеешь належаться.
Роман опустился на стул и, морщась, с трудом произнес:
– Может быть, кто-нибудь объяснит мне, в чем дело?
Сидевшие по углам мужчины переглянулись, затем один из них вздохнул и сказал:
– Да ты, видать, и вправду ничего не помнишь. Но это не меняет дела. Ладно, я сделаю тебе одолжение, объясню. Ты находишься в милиции. Мы – уголовные следователи. Ни о чем пока не догадываешься? Вижу, что нет... А ты – убийца. И сейчас ты будешь все вспоминать и рассказывать. Ясно?
Роман зажмурился и отрицательно покачал головой.
– Не понял, – нахмурился следователь, – не будешь рассказывать или не ясно?
– Я ничего не понимаю, – Роман потер живот и поморщился, – кого я убил? Когда? Как? Где?
– Смотри, Серега, – засмеялся один из следователей, – правильные вопросы задает! Ему бы самому в сыскари пойти...
– Возможно, – кивнул Серега, – а пока что он решил пойти в убийцы. Он раньше только пел в своих песенках про уголовную романтику, а теперь, видать, почувствовал себя крутым и решил попробовать ее в натуре. Что, артист, не так?
– Не так! – с отчаянием воскликнул Роман. – Может, вы хотя бы расскажете мне? Может, я и вправду что-то такое оттопырил, а если расскажете, то и вспомню. А сейчас – гадом буду – думаю изо всех сил, но в голове ничего такого нет.
– Эх, артист, – вздохнул Серега, – ладно, помогу тебе. Ты шел пьяный по темной улице. Увидел одинокого прохожего и подумал: а дай-ка попробую! Никого вокруг нет, свидетелей нема, все тип-топ... Достал ствол и шмальнул в этого самого прохожего два раза. Прохожий – мертвый, а ты живой, но сидишь здесь, и ждет тебя дальняя дорога и казенный дом, прямо как в твоих песенках. Кто-то жалостливый на тебя стукнул по телефону. Есть все-таки в гражданах сознательность. Вот так, артист!
Роман вытаращился на Серегу, потом недоверчиво оглядел остальных и прохрипел:
– Не-е, не годится... Какой еще пистолет?
– Какой пистолет? – Серега сузил глаза. – А вот этот!
И жестом фокусника вытащил из ящика стола полиэтиленовый мешок, в котором тусклой чернью сверкнул хищный красивый пистолет[1] .
– Вообще-то есть некоторый опыт, – сказал Роман, глядя на согнутую спину Гнома, суетившегося в углу с угощением, – было дело, приласкали меня менты. По печени, по почкам, просто по рылу...
– Ну, значит, в случае чего не растеряешься, – кивнул Лысый, – а до настоящей пресс-хаты, я надеюсь, дело не дойдет.
– Как знать... – с кряхтением отозвался из угла пожилой зэк, закутанный в потертое одеяло, – они ж, падлы, те же беспредельщики, творят, что хотят.
– Это точно, – Лысый вздохнул, – хуже мента зверя нет.
Со стороны двери послышалось металлическое лязганье, и все повернулись в ту сторону.
– Не иначе как по твою душу, – с сочувствием произнес Лысый, – не дадут человеку освоиться...
В камеру вошел пожилой прапорщик в засаленном мундире, и Лысый сказал:
– Слышь, Тарасыч, вы там что – оборзели, что ли? Еще часа не прошло, как человека на шконку кинули, и сразу на викторину тащите? Козлы!
– Сам такой, – невозмутимо ответил Тарасыч, – мое дело маленькое – сдал, принял, по коридорчику проводил... А ты меня животным обидным называешь. Вот умру я от обиды, кто тебе будет гостинцы таскать? Сейчас молодые не такие, как я, они с тебя последнюю шкуру снимут.
– Да ладно тебе, – усмехнулся Лысый, – такие, как ты, долго живут.
– Ну что, артист, пошли, – совсем по-домашнему сказал Тарасыч, – там тебя следаки ждут не дождутся.
– Лучше бы они меня совсем не дождались, – Роман неохотно поднялся с койки, – на допрос, что ли?
– А то куда же, – ответил Тарасыч, – ты, это, руки за спину убери и в коридоре не шали. Там со мной еще двое молодых, они только и ждут, как кому-нибудь по почкам навалять. Что скажут – делай сразу.
– Ладно, – кивнул Роман, – со мной проблем не будет.
– Меньшиков, на выход! – казенным голосом приказал Тарасыч и угрожающе загремел ключами.
