национальным меньшинствам!» Мы им: «Вы чё, охренели? Бакшиш давай! Плати!» А те: «СЭС плати, ментам плати, еще и вам – плати! Бэспрэдэл, панимаиш! Ухады, дарагой, – орут. – Ухады, пажалюста, а то зарэжэм»...
– Хачики? – возмутились собравшиеся.
– Да все! – выступающий тряхнул гривой. – Хачики, молдаваны, хохлы, жиды. Комиссионку «У Шапиро» знаете? Самая крутая такая у нас. Пришли, а там четверо здоровых молодых хмыря с пейсами. И с помповиками!!! Секьюрити, бля! Моссад! Мы, говорят, если не свалите, сейчас Палестину вам тут устроим. Ваще, бля, охренели! А из подсобки сам Шапиро выглядывает. И еще лыбится, жидовская морда... В общем, слинять пришлось. Против помповиков голыми брюхами переть – себе дороже. Ладно, думаем, на колбасе свое возьмем. И прямиком – на заводец имени Сергея Лазо. Обычно ведь как было – встретят, долю отстегнут, колбаской угостят. А тут навстречу быки в окровавленных халатах и с тесаками мясницкими. Здоровые такие на свежем мясе-то... А, говорят, пришли? Вовремя, бля, говорят, успели. Мы как раз новую колбасу начинаем выпускать. Сейчас «Братковскую» готовить будем. А высшего сорта – та «Конкретной» называться станет. Еле сдернули оттуда, бля...
Над столами стоял мерный гул. Присутствующие тихонько переговаривались, обмениваясь впечатлениями. Но громкого возмущения пока никто не высказывал. Переваривали и сытный обед, и услышанное.
Савелий Павлович жестом ладони усадил выступающего на место. И предоставил слово представителю технической интеллигенции. Из-за стола встал начальник отдела развития компьютерной фирмы господина Круглова.
Костюм у него был неброский, но качественный, из темно-синего материала, а очки в роговой оправе на кончике носа делали поднявшегося похожим на чиновника средней руки или старшего научного сотрудника НИИ.
И только выколотый перстенек польского вора на пальце говорил о том, что речь держать собрался не лох неразумный и не лось сутулый. На цифирки глядя, любой мог уяснить, что было у «эсэнэса» три ходки общим сроком в девять годков. Как с куста.
Бывший вор-одиночка откашлялся и доложил собравшимся деловым тоном:
– Собственно, у меня скорбных сообщений – три. Во-первых, господа из мэрии вообразили, что они управляют городом. И взялись это рьяно доказывать. Из комитетов отозваны четыре наших представителя, смотрящих там за порядком, чтобы все было ништяк. Во-вторых, нас бортанули на заседании по распределению участков городской площади в новых микрорайонах под застройку. Объявили тендер, нужных человечков мы им привели, все на мази было. А на деле – нас даже на заседание конкурсной комиссии не пригласили. Решения вынесены в пользу левых фирм. Одна из которых принадлежит зятю мэра, кстати. Никакой совести у людей. Мы же лишились возможности открыть еще один компьютерный центр, который приносил бы в «общак» до сотни тысяч зеленых ежемесячно. И, наконец, спешу вам сообщить, что в коридорах власти снова возобновлена работа над постановлением об усилении борьбы с криминалом в городе и области. Поимейте в виду, господа. Любого из нас может коснуться. Хотя лучше, чтобы не касалось...
Поднялся четвертый жалобщик. Этого ни с кем спутать было нельзя. Ходячее произведение искусства. Руки у него были синими от портачек. Наколки были на шее, на ушах, на веках глаз. Тюремные художники поработали над ним на славу.
– Не гони волну, Ньютон. Постановлением больше, постановлением меньше... Видали мы их. Хуже другое. Красные шапочки головы подняли. Те, с кем всегда работали, борзеют на глазах, будто подменили, мать их. Васек вчера на «мерине» мимо поста ГАИ метет. Сто шестьдесят – не больше. А эти уроды полосатыми палками машут, под колеса бросаются: стоять! Лежать! Сосать! Где документы? Он им: «Петрович, да ты охуел»... А тот: «Я тебе не Петрович, а товарищ капитан. А скоро буду – гражданин начальник»... А в автоцентр за долей малой пришли, так у них менты в сторожах теперь. Ну, мы-то их знаем, все путем. Заходить – ан нет! Валите-ка отсюдова, а не то мордой на асфальт. Коррупция, да будет вам, козлам, известно...
Раздались уже громкие возмущенные возгласы: «козлам»? Да мочить их, пидоров гнойных, за такие слова. Разрисованный продолжил, повысив голос:
– Да, так и сказали. Опаснейшая общественная язва, говорят. И якшаться с вами больше не намерены. Мы теперь, мол, сами с охраной разберемся. И как-нибудь без вас обойдемся. И с директором обнимаются, падлы.
Он перевел дух и подождал минутку, пока стихнут слишком эмоциональные разговоры.
– Ну, и вот что еще. Наводок нам тоже не видать теперь. Мой кореш пришел в райотдел пробить одного человечка по ЦАБу, а девица зовет дежурного.
Тот вышел, морда кирпичом – извините, говорит вежливо так, гражданин Васюков, но эта информация закрытая. Васёк ему – дык ведь раньше... А что раньше? Знать ничего не знаю, базарит. Вы есть криминалитет и чуждый элемент. А мы человечков от таких, как вы, охраняем. Браслеты примерить не желаете?...
Рассказы очевидцев насытили атмосферу до подбородка. В воздухе зримо проскальзывали искры. И еще через несколько мгновений глухое возмущение прорвалось бы наружу и взрыв недовольства мог разметать шалман, раскатать его по бревнышку. Однако все понимали, что если подобное будет продолжаться дальше – дело швах.
И Кислый тоже все понимал не хуже других, потому что сам пребывал в некоторой растерянности. Все эти перемены затронули и его компьютерную фирму. И терял он денег на творящемся бардаке столько, что братки, знай они хотя бы порядок сумм, окончательно впали бы в ступор. Уж кому-кому, а ему сейчас нельзя было жаловаться вслух. Иначе вирус безысходности поразит распадающуюся криминальную структуру – и все схемы и наработки, готовившиеся не один год, накроются сей же момент бордовой шляпой.
Он мрачно поднялся, и гвалт тут же стих.
– Это все очень печально, все, что вы рассказываете, братья. Но ведь в жизни всякое бывает. Государство наше периодически проводит кампании по борьбе с преступностью, то есть с нами. Всякий раз пускается на ухищрения. Самая кровавая попытка – всем известная «сучья война», но из нас никто ее не застал. Так ведь и в наше время разве намного лучше было? Многие помнят конец семидесятых и наезды андроповских комитетчиков. Они на щелоковцев поначалу бочку катили, но во вкус вошли и за нас, засучив рукава, принялись. К концу восьмидесятых из двух тысяч воров в законе только чуть меньше трехсот к хозяину не угодили. И что? Выжили. А РУОП на нашу голову придумали с Рушайло? Вот уж кто беспредельничал – не чета сегодняшним. Где теперь тот Рушайло?... Так что не ссыте. Прорвемся. Будем живы – не помрем.
– Душевно сказал, – раздался голос Скрипача. Он кряхтя прошел от сторожевой вышки к столу. Ему тут же освободили стул. – Правильно все. Интересно послушать, что предложишь теперь.
– Ты человек уважаемый и авторитетный, – ответил Круг. – Но роль стороннего наблюдателя вору не к лицу.
– Не мельтеши, брат. Не переживай. Я человек сильно старый – с меня и спрос невелик. А что мне к лицу и что нет – не тебе решать.
Старик говорил твердо, но доброжелательно.
– И вот еще. Раз взялся рулить – разруливай. Может, и смотрящим тебя поставят. – Скрипач лукаво ухмыльнулся.
«А оно мне надо?» – в который раз мелькнуло в голове у Савелия Павловича. Однако эта неожиданная похвала старого вора придала ему решимости и сил.
Со всех сторон слышались реплики:
– Но все-таки что же делать?
– Как быть?
– Это же кранты!...
– Скажи, Круг!...
Савелий Павлович задумался, играя желваками. Его начал раздражать этот вой. Принципы управления человеками везде и всюду одинаковы. Не довелось ему ранее у уголовников смотрящим поработать, ну и что? У него двести с лишним человек в фирме. А рулить таким количеством народа и крутить огромными
