деньгами не каждому дано. Ему дано. А значит, и тут получится.
– Цыц! – От его повелительного возгласа чуть лагерные фонари со стен не посыпались.
Все замерли, оборвав жалостливые вопли на полуслове.
– Да с вами! Да с такими! Да вы только!...
Он умолк на секунду, чтобы не наговорить соратникам очень обидных слов. Сейчас это было совершенно излишним. Посчитал мысленно до десяти и уже совсем другим тоном, решительно и твердо, продолжил:
– Значит, так. Никакой паники. Если мы все по уму сделаем – еще и в выигрыше останемся. Кислый пропал? Цвет братвы пропал? Да. И все лохи расслабились. Менты борзеют, беспредел обнаглел выше крыши, чиновники зажрались. А мы на что? Они не ждут беды – а мы ударим. И чем больше они расслабились, тем труднее им будет сопротивляться. И все позиции свои мы сможем восстановить. Да еще и новые кормушки к рукам прибрать. Не стонать нам надо, а придумать, как это проделать быстро и четко...
Собрание одобрительно загудело. Но с дальнего конца стола кто-то пискнул:
– А все-таки?
Краем глаза Круг отметил, что слева во весь свой рост поднялся Пига и шагнул на голос.
– Ценю, Пига, – Круглов сделал жест, приглашающий боксера вернуться на место. – Но на этот раз я отвечу. Впредь же...
Он бросил такой взгляд вдоль стола, что многие потупились.
– Так вот. Что нам сейчас нужно? Вернуть утраченное влияние в городе и области. Восстановить развалившуюся систему управления нашим сообществом. Каждый должен четко понимать, кто над ним и кто под ним. И отвечать за людей и за базар. Для этого нам нужен новый смотрящий. Это дело воров, – он пристально взглянул на Скрипача. – И я очень надеюсь, что в ближайшее время вопрос так или иначе будет решен.
Скрипач по-прежнему благожелательно смотрел на выступавшего, едва улыбаясь уголками рта.
– Ну и, наконец. Нам следует не откладывая провести серию показательных акций устрашения. Так мы напомним, что хозяева в городе – мы, как бы кому-то ни хотелось думать иначе. Поэтому в целом наши дальнейшие действия выглядят так. В каждый комитет мэрии нам надо внедрить своего человека. И не просто сошкой какой-нибудь, а в руководство. Выяснить, какие есть вакантные места. И на каждое из них – своего. А нет мест – сделать так, чтобы были. Нескольких человек обязать вступить в партию. В «Великую Россию», естественно. Она сейчас на подъеме. Организовать там свое ядро, которое будет в состоянии либо навязывать свои решения, либо срывать чужие – нам не выгодные. А от партии на ближайших же выборах избраться в городской парламент. Чтобы иметь влияние на всевозможные законодательные решения. С ментами снова начнем дружить. Точнее, сделаем так, чтобы они сами начали. И прибегут, голубы. Лучше быть живым, здоровым и богатым. Понятно, да?
Собравшиеся переглядывались, перешептывались – и растерянность на лицах сменялась злобной радостью.
– Далее, – продолжал новоявленный стратег. – Всякий разброд и шатания прекратить. Стихийные банды хулиганья либо привлечь, повязать делом и заставить работать на нас, либо проучить так, чтобы никогда больше поперек дороги на нашей территории встать не посмели. Наши бригады упорядочить. Основной ударной силой будет команда Вити Спеца. Наши силы быстрого реагирования, так сказать. Остальных привлекать по мере необходимости. Но в своих районах – иерархия власти. Ячейки со звеньевым подчиняются ответственному за район. Они – лично мне. Каждую пятницу – совещание. Подведение итогов и выработка плана на следующую неделю. И не пищать, если хотим сытно есть и мягко спать. Чтобы все непонятки между районами или между командирами разруливать – нужен смотрящий. Он не будет руководить никакой структурой, потому что он выше этого. Вне политики, а значит, не у власти, в полном понимании этого слова. Но он всетаки высшая власть, блюститель воровского закона. Следовательно, его слово и есть закон. Я прошу уважаемого Скрипача донести нашу просьбу о назначении смотрящего до ближайшего воровского схода.
Лукавый старичок несколько раз тихонечко хлопнул ладонями.
Поаплодировал.
И подумал про себя: на глазах растут люди...
– Ну и еще. Никто просто так не возьмет наших людей в мэрию. Ни один торгаш не станет платить долю. Ни один мент не возьмет под козырек, если они не будут нас бояться. Поэтому планируем показательно жестокие акции...
При этих словах собрание не выдержало. Грустные еще недавно братки ревели во всю силу луженых глоток:
– Замочить пару мусоров!
– Порезать на ремни первого попавшегося беспредельщика!
– Порвать!...
– Глаз на жопу!...
– Сжечь на хер всю городскую думу вместе с депутатами!
– Похоронить!...
Круглов смотрел на это воодушевление – и у него отлегло от сердца. Ведь самое сложное в условиях кризиса – принять решение. А выполнение – это уже, как говорится, дело техники. Но палить вместе с депутатами всю городскую думу – это, пожалуй, уже перебор. И он поднял руку, привлекая внимание расходившихся братков:
– Стоп! Не перегните палку! Все нужно делать умно. Не с бухты-барахты. Не подставляться, не светиться раньше времени. Не давать возможности объединить усилия всем противостоящим нам сторонам. Не то власти скорешатся с ментами, а менты – с отморозками. С них станется. И тогда нам действительно кранты. Но так не будет. Нам нужен очень грамотный план действий, и мы его сейчас продумаем.
Он помолчал, отдуваясь. И тыльной стороной ладони протер лоб.
– Уфф... От этих базаров в глотке совсем пересохло. По рюмахе, братва?
Глава вторая
СКОЛЬКО СТОИТ ДРУГ?
– Да, слушаю. Нет, не Тихонович. Тимофеевич. Да, это глава администрации Амжеевского района. Что вы хотели? Не понял... Кто это гандон штопаный? Сами вы... приятно познакомиться... В общем так, никакого депутата Михайлова я не знаю. Следующий звонок будет записан на магнитофон и передан в милицию. Нет, это не по мне тюрьма плачет. По мне не плачет. А вот вами милиция займется... Да. Зарубите себе это на длинном любопытном носу. А что кедровник? Растет. Ничего с ним не сделается. Нет, и со мной не сделается. И вообще это дело не ваше. Адью.
Вертяков раздраженно швырнул ни в чем не повинную трубку.
Опять начинается, бля!
Дурацкие письма, звонки, попытки вытащить на свет божий давно, казалось бы, похороненную историю. При этом открытым текстом намекают на Михайлова – это совсем плохо. Значит, пошли круги по воде, как ни старался он все это замять на корню.
Вырубку заповедного кедра в районе давно прекратили, а за каждого убитого в результате возникшего конфликта мужика выплатили родственникам солидные деньги. Селяне вполне могли московской комиссии настучать, замутить небольшой шантажик, но предпочли синицу журавлю, и шума по поводу убиенных поднимать не стали.
Московские командированные, с грехом пополам доехав по глубокому снегу до деревни, убедились в том, что техники нет, что к деревьям приколочены таблички с надписью «Заповедник», и даже разговаривать ни с кем из жителей не стали. А что им разговаривать с нищими? Они с Вертяковым и поговорили за рюмкой чаю, с трудом поднялись после этого, похлопывая по оттопыренным карманам, набитым хрустящими зелеными портретами заокеанских президентов. Комиссия эта, разумеется, понастрочила в отчетах то, что нужно было Вертякову.
Вырубки, мол, нет, заповедник восстановлен в прежних границах, а застреленные крестьяне умерли оттого, что спьяну начали бузить и неосторожно перестреляли друг друга из гладкоствольного охотничьего оружия.
Но, похоже, родственники убиенных крестьян передумали... Или их на это подбивает кто-то. Пришли,
