углам площадки – четыре стоя щих человека: три мужчины, одна женщина. Даже на расстоянии Маргарита разглядела, что лица у двух, обращенные к решетке, были растерянные. В особенности это было заметно в отношении граж данки, стоявшей в левом заднем углу автодрог. Толстые серые щеки гражданки в модной кокетливой шляпке в виде петушьего гребешка распирало как будто изнутри какою-то пикантной тайной, в заплыв ших глазках бродили двусмысленные огоньки, а губы складывались против воли, по-видимому, в столь же двусмысленную улыбочку. Ка залось, что вот еще немного – и она подмигнет на покойника и ска жет: «Видали вы что-нибудь подобное? Прямо мистика!»
В задней части дрог на подставке стояли в горшках цветы, и Мар гарита тотчас разглядела четыре бледно-фиолетовых гиацинта. «Те самые…» – подумала она. Немедленно за сим она увидела и двух покупателей гиацинтов, трепавшихся насчет Поплавского в трол лейбусе.
Они оба шли в первом ряду непосредственно за машиной. Потек ли за ними и другие граждане, тоже в чинных рядах, все без кепок и шляп. И все они старались иметь вид печальный, приличествую щий случаю, вид многозначительный и солидный, и у всех на лицах и даже в походке чувствовались недоумение, смущение и неуверен ность.
Маргарита провожала глазами шествие, прислушиваясь к тому, как уныло турецкий барабан на грузовике выделывал одно и то же: «Бум- с… бум-с… бум-с». Трубы, отъехав, смягчились, и опять стали слышны деловитые гудки машин, в вальсе обегавших зда ние Манежа.
«Какие странные похороны… – думала Маргарита. – Интересно бы узнать, кого это хоронят?»
– Берлиоза Михаила Александровича, – послышался рядом но совой мужской голос, – председателя Миолита.
Удивленная Маргарита повернулась и увидела на своей скамейке нового гражданина. Трудно было сказать, откуда он взялся, ибо только что еще никого не было. Очевидно, бесшумно подсел в то время, когда Маргарита загляделась на процессию и, очевидно, в рассеян ности вслух задала свой вопрос.
Процессия тем временем приостановилась, вероятно, задержан ная впереди семафором.
– Да, – продолжал неизвестный гражданин, – удивительное у них теперь настроение. Везут покойника, а думают только о том, куда девалась голова. Видите, какие у них растерянные лица?
– Какая голова? – спросила Маргарита, покосившись на соседа и удивляясь тому, как он одет.
Гражданин был маленького роста, пламенно-рыжий, с клыком, в котелке, в крахмальном белье, в полосатом добротной материи ко стюме и в лакированных туфлях. Галстук его пламенел не хуже, чем волосы под сдвинутым на затылок котелком.
– Да, изволите ли видеть, – охотно пояснил гнусавящий рыжий сосед, – голову у покойника сегодня утром стащили из гроба в Грибо ед овском зале.
– Как же это может быть? – невольно спросила Маргарита, вспомнив в то же время шептание в троллейбусе.
– Черт его знает! – развязно ответил рыжий. – Бегемота бы на до об этом спросить. Все было в полном порядке. Утром сегодня подвалили еще венков. Ну, стали их перекладывать, устраивать как покрасивее, глядят – шея есть, в черном платке, а голова исчезла! То есть вы не можете себе представить, что получилось. Буквально все остолбенели. И, главное, ничего понять нельзя! Кому нужна го лова? Да и кто и как ее мог вытащить из гроба, пришита она была хо рошо. И такое гадкое, скандальное положение… Кругом одни лите раторы…
– Почему литераторы? – спросила Маргарита, и глаза ее загоре лись. – Позвольте. Позвольте… Это который под трамвай попал?
– Он, он, – ласково улыбнувшись, подтвердил неизвестный.
– Так это, стало быть, литераторы за гробом идут? – спросила Маргарита, привстав и оскалившись.
– Как же, как же.
Маргарита, не заметив, что упал на землю и второй букетик, сто яла и не спускала глаз с процессии, которая в это время колыхнулась и тронулась.
– Скажите, – наконец выговорила она сквозь зубы, – вы их, повидимому, знаете, нет ли среди них Латунского, критика?
– Будьте любезны, – охотно отозвался сосед и привстал, – вон он с краю… в четвертом ряду, с этим длинным, как жердь, рядом… Вон он!..
– Блондин? – глухо спросила Маргарита.
– Пепельного цвета… Видите, глаза вознес к небу…
– На патера похож?
– Вот, вот…
– Ага, ага, – ответила Маргарита и перевела дыхание, – а Аримана не видите?
– Ариман с другой стороны… вон мелькает лысина… кругленькая лысина…
– Плохо видно, – шепнула Маргарита, поднимаясь на цыпочки, и еще спросила: – Еще двое меня интересуют… Где Мстислав Лавров ский?
– Лавровского вы сейчас увидите, он в машине едет сзади… Вот пройдут пешие…
– Скажите, хотя, впрочем, это вы, наверное, не знаете… Кто под писывается «З.М.»?
– Чего ж тут не знать! Зиновий Мышьяк. Он, и никто иной.
– Так, – сказала Маргарита, – так…
За пешими потянулся ряд машин. Среди них было несколько пус тых таксомоторов с поваленными набок флажками на счетчиках, один открытый «линкольн», в котором сидел в одиночестве плот ный, плечистый мужчина в гимнастерке.
– Это Поплавский, который теперь будет секретарем вместо по койника, – объяснял рыжий, указывая рукою на «линкольн», – он старается сделать непромокаемое лицо, но сами понимаете… его по ложение с этой головой… А! – вскричал рыжий. – Вон, вон, видите… в «М-один»… вон Лавровский!
Маргарита напряглась, в медленно движущемся стекле мелькнули смутно широкое лицо и белый китель. Но машина прошла, а затем наступил и конец процессии, и не было уже слышно буханья турец кого барабана.
Маргарита подняла фиалки и села на скамейку.
– А вы, как я вижу, не любите этих четырех до ужаса, – сообщил, улыбаясь, разговорчивый сосед.
Маргарита на это ничего не ответила, лишь скользнула взглядом по своему вульгарно и цветисто одетому соседу. Но глаза ее как будто бы выцвели на время, и в лице она изменилась.
– Да-с, – продолжал занимать беседой Маргариту Николаевну гражданин в котелке, – возни с покойником не оберешься. Сейчас, значит, повезли его в крематорий. Там Поплавскому речь говорить. А какую он речь скажет, предоставляю вам судить, после этой исто рийки с головой, когда у него в голове все вверх тормашками. А по том с урной на кладбище… Там опять речь… И вообще я многого не понимаю… Зачем, к примеру, гиацинты? В чем дело? Почему? Поче му понаставили в машину эти вазоны? С таким же успехом клубнику можно было положить или еще что-нибудь… Наивно все это как-то, Маргарита Николаевна!
Маргарита вздрогнула, повернулась.
– Вы меня знаете? – надменно спросила она.
Вместо ответа рыжий снял с головы котелок и взял его на отлет.
«Совершенно разбойничья рожа», – подумала Маргарита, вгля дываясь в неизвестного и убеждаясь, что он в довершение всего и веснушками утыкан, и глаз у него правый не то с бельмом, не то во обще какой-то испорченный глаз.
– А я вас не знаю, – сказала сухо Маргарита. Кривой усмехнулся и ответил:
– Натурально вы меня не знаете. Ну-с, я послан к вам по дельцу, Маргарита Николаевна!
Услышав это, Маргарита побледнела и отшатнулась.
– С этого прямо и нужно было начать, – заговорила она, – а не молоть черт знает что про отрезанную голову. Вы меня хотите арес товать?
– Да нет! Нет! – вскричал рыжий. – Пожалуйста, не беспокой тесь! Что это такое? Раз заговорил, значит, уж и арестовывать! Важ нейшее дело. И поверьте, уважаемая Маргарита Николаевна, если вы меня не будете слушать, впоследствии очень раскаетесь!
– Вы уверены в этом?
– Совершенно уверен. Итак, дельце вот в чем. Я прислан к вам, чтобы пригласить вас сегодня вечером в гости.
– В гости? К кому? Зачем?
– К одному знатному иностранцу, – сказал рыжий, прищурив здо ровый глаз.
Маргарита разгневалась.
– Покорнейше вас благодарю, – сказала она, – за кого это вы ме ня принимаете?
– Сказано было, что вы умная женщина, вот за умную и прини маю… позвольте, куда же вы?
– Новая порода: уличный сводник, – поднимаясь, сказала Марга рита.
– Вот спасибо за такие поручения! – воскликнул рыжий, явно разозлясь, и добавил в спину уходящей Маргарите: – Дура!
– Мерзавец! – отозвалась та, не оборачиваясь, и тотчас услыша ла за собою голос рыжего:
– Гроза гнула и ломала гранатовые деревья, трепала розовые кус ты, и в колоннаду влетали тучи водяной пыли!.. Так пропадите вы пропадом с вашей обгоревшей тетрадкой и сушеной розой! Сидите здесь одна на скамейке и умоляйте его отпустить вас на свободу, дать жить, дышать!..
Совершенно побелев лицом, Маргарита вернулась к скамейке. Рыжий глядел на нее со злобой в глазу.
– Я ничего не понимаю, – тихо заговорила Маргарита Николаев на, – про листки еще можно узнать… проникнуть, подсмотреть… На таша подкуплена?.. Но как вы могли узнать мои мысли? – Она стра дальчески добавила: – Откройте мне наконец, кто вы такой? Из ка кого вы учреждения?
– Вот скука-то! – воскликнул рыжий, в котором еще не утихло раздражение. – Сказано ведь уже, что ни из какого я не из учрежде ния! Сядьте, пожалуйста!
Маргарита беспрекословно повиновалась. Выждав минуту, пока нянька провезла мимо скамейки колясочку с младенцем в голубом одеяле, она спросила тихо:
– Но кто вы такой?
– Ну, хорошо-с, – отозвался рыжий, – зовут меня Азазелло. Но ведь это вам ничего не говорит? Теперь слушайте: приглашаю я вас…
– А вы мне не скажете, откуда вы узнали про листки и про мои мысли о нем? – уже робко перебила Маргарита.
– Не скажу, – отозвался Азазелло, – это длинная история.
– Вы знаете, знаете о нем? – моляще шепнула Маргарита.
– Ну, скажем, знаю…
– Поймите, поймите, – зашептала Маргарита, и лицо ее
