грязная шея его взбухла и опала.
– Что с тобою? Отвечай, – повторил Пилат.
– Я устал, – ответил Левий и поглядел мрачно в пол.
– Сядь, – молвил Пилат и указал на кресло.
Левий недоверчиво, испуганно поглядел на прокуратора, двинул ся к креслу, поглядел на сиденье и золотые ручки и сел на пол рядом с креслом, поджав ноги.
– Почему не сел в кресло? – спросил Пилат.
– Я грязный, я его запачкаю, – сказал Левий.
– Ну, хорошо, – молвил Пилат и сказал, помолчав: – Сейчас тебе дадут поесть.
– Я не хочу есть, – ответил Левий.
– Зачем же лгать? – спросил Пилат тихо. – Ты ведь не ел целый день, а может быть, и больше. Ну, хорошо. Не ешь. Я призвал тебя, чтобы ты показал мне нож, который был у тебя.
– Солдаты взяли его, когда вводили сюда, – ответил Левий и об наружил беспокойство. – Мне его надо вернуть хозяину, я его украл.
– Зачем?
– Нужно было веревки перерезать, – ответил Левий.
– Марк! – позвал прокуратор, и кентурион вступил под колон ны. – Нож его покажите мне.
Кентурион вынул из одного из двух чехлов на поясе грязный хлеб ный нож и подал его прокуратору, ушел.
– Его вернуть надо, – неприязненно повторил Левий, не глядя на прокуратора.
– Где взял его?
– В хлебной лавке у ворот. Жену хозяина Лией зовут.
Пилат утвердительно кивнул головой и сказал, накладывая руку на лезвие ножа:
– Относительно этого будь спокоен. Нож будет в лавке тотчас же. Теперь второе: покажи хартию, которую ты носишь с собою и в которой записаны слова Иешуа.
Левий с ненавистью поглядел на Пилата и улыбнулся столь недо брой улыбкой, что лицо его обезобразилось.
– Все хотите отнять? И последнее? – спросил он.
– Я не сказал тебе – отдай, – сказал Пилат, – я сказал – покажи.
Левий порылся за пазухой и вытащил свиток пергамента.
Пилат взял его, развернул, расстелил между огнями и, щурясь, стал изучать чернильные знаки.
Это продолжалось довольно долго.
Пилат, с трудом разбираясь в корявых знаках, иногда склонялся к пергаменту, морщась, читал написанное рукою бывшего сборщика податей. Он быстро понял, что записанное представляет несвязную цепь каких-то изречений, каких-то дат, хозяйственных заметок и об рывков стихов.
Пилат обратился к концу записанного, увидел и разобрал слова:
«Смерти нет…», поморщился, пошел в самый конец и прочитал слова:
«…чистую реку воды жизни…», несколько далее «…кристалл».
Это было последним словом. Пилат свернул пергамент, протянул его Левию со словом:
– Возьми. – Потом, помолчав, заговорил: – Ты книжный чело век, и незачем тебе, одинокому, ходить в нищей одежде без приста нища. У меня в Кесарии есть библиотека. Я могу взять тебя на служ бу. Ты будешь разбирать и хранить папирусы, будешь сыт и одет.
Левий встал и сказал:
– Нет, я не хочу.
Пилат спросил:
– Почему? – И сам ответил: – Я тебе неприятен, и ты меня бо ишься.
Опять улыбка исказила лицо Левия, и он сказал:
– Нет, потому что ты будешь меня бояться.
Пилат побледнел, но сдержал себя и сказал:
– Возьми денег.
Левий отрицательно покачал головой. Тогда прокуратор загово рил так:
– Ты, я знаю, считаешь себя учеником Иешуа, но я тебе скажу, что ты не усвоил ничего из того, чему он тебя учил. Ибо если бы это было не так, ты обязательно взял бы у меня что-нибудь, – лицо Пила та задергалось, он поднял значительно палец вверх, – непременно взял бы. Ты жесток.
Левий вспыхнувшими глазами посмотрел на Пилата, а тот – на коптящие огни.
– Чего-нибудь возьми, – монотонно сказал Пилат, – перед тем как уйти.
Левий молчал.
– Куда пойдешь? – спросил Пилат.
Левий оживился, подошел к столу и, наклонившись к уху Пилата, испытывая наслаждение, прошептал:
– Ты, игемон, знай, что я зарежу человека… Хватай меня сей час… Казни… Зарежу.
– Меня? – спросил Пилат, глядя на язычок огня. Левий подумал и ответил тихо:
– Иуду из Кериафа.
Тут наслаждение выразилось в глазах прокуратора, и он, усмех нувшись, ответил:
– Не трудись. Иуду этой ночью зарезали уже. Не беспокой себя.
Левий отпрыгнул от стола, дико озираясь, и выкрикнул:
– Кто это сделал?
– Не будь ревнив, – скалясь, ответил Пилат и потер руки, – ты один, один ученик у него! Не беспокой себя.
– Кто это сделал? – шепотом спросил клинобородый Левий, на клоняясь к столу.
Пилат приблизил губы к грязному уху Левия и шепнул:
– Я…
Левий открыл рот, дико поглядел на прокуратора, а тот сказал тихо:
– Возьми чего-нибудь.
Левий подумал, смягчился и попросил:.
– Дай кусочек чистого пергамента.
Прошел час. Левия не было во дворце. Дворец молчал, и тишину ночи, идущей к утру, нарушал только тихий хруст шагов часовых в са ду. Луна становилась белой, с краю неба с другой стороны было вид но беловатое пятнышко утренней звезды.
Светильники погасли. На ложе лежал прокуратор. Подложив руку под щеку, он спал, дышал беззвучно. В ногах лежал Банга, спал.
Глава 26 СТРЕЛЬБА В КВАРТИРЕ
Когда Маргарита прочитала последние слова романа «…пятый про куратор Иудеи…» и «…конец…», наступало утро. Слышно было, как во дворе на ветвях ветлы и двух лип вели беспокойный, быстрый разговор не унывающие никогда воробьи.
Маргарита поднялась, потянулась и теперь только ощутила, как изломано ее тело, как хочет она спать. Интересно отметить, что ду шевное хозяйство Маргариты находилось в полном порядке. Мысли ее не были в разброде, ее совершенно не потрясало то, что она про вела ночь сверхъестественно, что видела бал у сатаны, что чудом вернулся мастер к ней, что возник из пепла роман ее любовника, что был изгнан поганец и ябедник Алоизий Могарыч и мастер получил возможность вернуться в свой подвал. Словом, знакомство с Воландом не нанесло ей никакого психического ущерба. Все было так, как будто так и должно быть.
Она ощутила радость, а тело ее – усталость.
Она пошла в соседнюю комнату, убедилась в том, что мастер спит мертвым сном, погасила настольную лампу и сама протянулась на ди ванчике, покрытом старой простыней. Через минуту она спала, и снов никаких в то утро она не видела.
Подвал молчал, молчал весь маленький домишко застройщика. Тихо было и в переулке.
Но в это время, то есть на рассвете субботы, не спал почти це лый этаж в одном из московских учреждений, и окна в нем, выходя щие на залитую асфальтом громаднейшую площадь, которую спе циальные машины, разъезжая с гудением, чистили щетками, свети лись полным ночным светом, борющимся со светом восходящего дня.
Там шло следствие, и занято им было немало народу, пожалуй, че ловек десять в разных кабинетах.
Собственно говоря, следствие началось уже давно, со вчерашнего дня, пятницы, когда пришлось закрыть Варьете вследствие исчезно вения его администрации и безобразий, происшедших накануне во время знаменитого сеанса черной магии.
Теперь следствие по какому-то странному делу, отдающему совер шенно невиданной не то чертовщиной, не то какою-то особенной, с какими-то гипнотическими фокусами уголовщиной, вступило в тот период, когда из разносторонних и путаннейших событий, проис шедших в разных местах Москвы, требовалось слепить единый ком и найти связь между событиями. А затем вскрыть сердцевину этого чертова яблока. А также найти, куда, собственно, тянется нить от этой сердцевины.
Не следует думать, что следствие работало мешкотно, этого от нюдь не было.
Первый, кто побывал в светящемся сейчас электричеством эта же, был злосчастный Аркадий Аполлонович Семплеяров, заведую щий акустикой. Днем в квартире его, помещающейся у Каменного моста, раздался звонок. Голос попросил к телефону Аркадия Аполлоновича. Подошедшая к аппарату супруга Аркадия Аполлоновича за явила мрачно, что Аркадий Аполлонович нездоров, лег почивать и подойти не может. Однако подойти ему пришлось. На вопрос су пруги, кто спрашивает Аркадия Аполлоновича, голос назвал свою фамилию.
– Сию секунду… сейчас, сию минуту, – пролепетала обычно над менная супруга Аркадия Аполлоновича и как пуля полетела в спаль ню поднимать супруга с ложа, на котором лежал он, испытывая ад ские терзания при воспоминании о вчерашнем вечере.
Правда, не через секунду, но через две минуты Аркадий Аполло нович, в одной туфле на левой ноге, в белье, уже был у аппарата, вни мательно слушая то, что ему говорят.
Супруга, забывшая на эти мгновенья омерзительное преступле ние супруга против верности, с испуганным лицом высовывалась в дверь коридора и тыкала туфлей в воздух и шептала:
– Туфлю надень!.. Туфлю…
На что Аркадий Аполлонович, отмахиваясь от жены босой ногой и делая зверские глаза ей, бормотал в телефон:
– Да, да… Сейчас же выезжаю…
Совершенно понятно, что после первого же разговора с Аркади ем Аполлоновичем все в том же этаже учреждения, разговора тяго стного, ибо пришлось, увы, правдиво, как на исповеди, рассказы вать попутно и про Милицу Андреевну Покобатько с Елоховской улицы, что, конечно, доставляло Аркадию Аполлоновичу невырази мые мучения
Само собой разумеется, что сопоставление показаний Аркадия Аполлоновича с показаниями служащих Варьете, и главным образом курьера Карпова, немедленно проложило дорогу куда надо, именно в квартиру № 50 по Садовой в доме № 302-бис.
И конечно, следствие ничуть не удовольствовалось сообщениями о том, что в квартире Лиходеева никого нет, равно так же как и вся кими сплетнями Аннушки о том, что Груня украла мешок
