Когда я поставил в злосчастном письме последнюю точку и глянул на часы, то с огромным удивлением увидел, что наступило время обеда! Вот это да! А с экрана между тем сиротливо чернело несколько куцых абзацев:
«Здравствуй, Люси!
Прости меня, дурака, идиота несчастного!
Не знаю, с чего это на меня нашло: поиграть с тобой в глупую игру... Самому сейчас стыдно... Прости, если сможешь, и давай забудем про это. Хорошо?
Видно, от моей напряженной работы у меня совсем растрепались нервы, вот я и решил расслабиться. Ты же знаешь, какая у меня работа! Что ты, кстати, о ней думаешь? Только честно!
Ты вот еще пишешь про прессу... Неужели обо мне на самом деле так много пишут? Я что-то не замечал. Ты могла бы прислать мне какую-нибудь наиболее яркую публикацию?
О спецзаданиях, ты сама понимаешь, не маленькая, я не могу распространяться! Так что прости. Кстати, как ты узнала, что я офицер?
И не думай, что я хочу отделаться от тебя! Нет, правда, ты мне очень нравишься! Твое последнее фото, что ты мне прислала, это вообще... Не нахожу слов!
А вот в моей фотографии не понимаю, что тебе не понравилось? Вид как вид! Обычная одежда...
Так что пиши, не дуйся. Все в порядке! Прости, как говорится, засранца!
Твой Макс».
Все я вроде сделал правильно, как и договаривались мы с Катюхой, а на душе все равно скребли кошки. Ну, не люблю я врать! И не умею! И не хочу! Но что толку теперь рвать волосы, если письмо уже отправлено... Может, оно и вправду к лучшему. Может, хоть что-то, наконец, прояснится! Если вообще дойдет это мое письмо... Катькино-то не дошло!
В столовой я что-то вяло жевал, не чувствуя вкуса, и вид у меня, вероятно, был такой, что даже невозмутимый Саня Ванеев заметил:
— Что, лягушки плохо прожарены?
— Какие еще лягушки? — подозрительно уставился я в свою тарелку.
— Не знаю, какие там скребут по твоей душе, — пожал плечами Саня.
— Кошки, а не лягушки, — поправил я.
— Да ты что?!! — испуганно ткнулся он своим кривым длинным носом в тарелку. — А сказали: кролик!
— Ты че, — не удержавшись, хохотнул я, — откуда в нашей столовке — кролик?
— Вот и я о том же... — задумчиво пробормотал Саня. — Откуда здесь взяться кролику? Ты прав, точно кошку подсунули!
После Саниных приколов стало как-то легче на душе. Светлее, что ли... А может, и сытный обед сыграл свою роль. Хотя я действительно так и не понял, что же мы ели. Не удивлюсь, если и правда кошку. Но приготовленную вовсе не дурно.
Дурно мне стало сразу после обеда. Люси не только получила мое письмо, но даже успела ответить! Она что, не отходила от компьютера эти два дня, ожидая моего... то есть Максиного, письма? Видать, так оно и было... Но лучше бы ничего этого не было! Как бы выдохнул я — облегченно, с чувством выполненного долга, получив сообщение администратора о невозможности доставить письмо... Потому что теперь... Теперь я уже всерьез стал беспокоиться о собственном рассудке. Ведь именно этот возможный вариант я совершенно не рассматривал: сумасшедшая вовсе не Люси, а я! Да и как тут было не засомневаться, если тебе пишут такое:
«Милый, дорогой мой Максимушка!
Прости, что называю тебя так, но я не могу больше сдерживаться! Если бы ты только знал, что пережила я за эти дни! Твои письма, они жалили так больно... Нет-нет, прости еще раз, я не упрекаю тебя ни в чем, благодаря им, этим странным, страшным, холодным письмам, я поняла наконец, что не могу без тебя... Просто не могу! Мне стало вдруг так одиноко, так тошно, так больно!
Боже, что я пишу! После этого моего письма ты уже точно порвешь со мной окончательно! Да и что там рвать, мы даже не виделись с тобой никогда! Только письма, письма, письма... Я-то, конечно, видела тебя на экране визора — живого, улыбающегося, прекрасного! Гордость России и моя... любовь. Вот я и сказала, наконец, это слово. Да, я люблю тебя, Максим, люблю с той самой минуты, как увидела в «Новостях Империи» возле «Императора», готового к взлету...
Ты спрашиваешь меня, что я думаю о твоей работе! Боже мой, и ты еще спрашиваешь! Я восхищаюсь ею, восторгаюсь, как миллионы, населяющие нашу страну, как миллиарды, живущие на нашей планете! Но я и боюсь ее, и ненавижу, и ревную тебя к ней до боли в сердце... Ведь она отнимает тебя у меня! О! Если бы ты был простым авиатором! Пусть даже военным летчиком... Это тоже ужасно рискованно, но ты бы, по крайней мере, не был бы столь знаменит, и я могла бы иметь реальный шанс на то, чтобы...
Не могу, не могу писать больше!!!
Люблю, люблю, люблю!!!
Прости, прости, прости!!!
Твоя (???) Люси. : - * : - * : - *
P.S. Посылаю мою любимую публикацию о тебе».
К письму был прикреплен файл. «Nagrada.tif». Я чувствовал, что ничего хорошего меня в нем не ждет. И я оказался прав. Это была отсканированная газетная заметка. Я начал читать ее и почувствовал, как перед глазами замелькали темные круги. Никогда еще печатное слово не действовало на меня так сногсшибательно. Причем, в буквальном смысле, поскольку я, словно кисейная барышня, был близок к банальному обмороку, читая следующее:
Санкт-Петербург, 15 мая 1999 года. Сегодня в Тронном Зале Зимнего Дворца Государь Император Всероссийский Его Величество Николай III произвели награждение героического экипажа
