советнику: — После Клементьева осталось какое-нибудь оборудование? Мне помнится, вы как-то говорили о каком-то его заводе.
— Да, да, — закивал Джиллард. — Вблизи Владивостока… — Он на мгновение задувался, напрягая память, затем воскликнул: — В бухте Гайдамак! — Холеное лицо советника расплылось в улыбке: — Там и салотопный завод с оборудованием, и склады!
— Этот завод купит Кайзерлинг, — решил Дайльтон, — и как можно скорее. Иначе он достанется японцам. Вот, кажется, все. Уильям! Покойной ночи!
Джиллард повернулся, чтобы выйти из кабинета, но тут же остановился:
— Забыл вам сказать. Пуэйль-то убит. Его вчера нашли с пробитым черепом.
— Да? — поднял брови Дайльтон, но в его голосе не было ни удивления, ни сожаления. — Бедняга! Он так хорошо выполнял поручения. Но что поделаешь, старые, отслужившие корабли идут обычно на слом!
Закрывая за собой дверь, Джиллард мельком увидел, что Дайльтон с улыбкой что-то говорил сыну.
«Наверное, уже знал об убийстве Пуэйля, — думал Джиллард, спускаясь по широкой мраморной лестнице в холл. Вдруг он остановился: — Быть может, Пуэйля убили по заданию президента? Да, да, именно так. Пуэйль слишком много знал. Теперь — постарел. Стал больше ненужным». Джиллард вспомнил, что Дайльтон с большой неохотой встретился с Пуэйлем после его возвращения из Владивостока. А наутро его уже нашли мертвым. Шевельнулась мысль: «И тебя так же, когда станешь ненужным».
Джилларду стало страшно. Он быстро сбежал в холл, где слуга ожидал его с пальто в руках. Скорее, скорее в ресторан «Голд-Фриско»! Пока экипаж мчался по торцовым мостовым, то спускаясь вниз по улицам, то медленно взбираясь на подъем, советник думал о том, как ему сообщить Кисуке Хоаси о новом деле Дайльтона. Игра становилась крупной, рисковать нельзя.
«Главное — не торопиться, — решил Джиллард, — Может, все это пройдет мимо японцев. В случае чего объясню Хоаси, что с графом все переговоры вел Пуэйль…»
Но тут же Джиллард признался, что слишком крепко он связан с Хоаси, чтобы обманывать его.
Джиллард передернул плечами. Экипаж остановился перед ярко освещенным подъездом. Подбежавший швейцар негр в красной ливрее открыл дверцу.
Когда Джиллард, ушел, Рандольф спросил отца:
— Что бы ты сделал, если бы тебя обманул Джиллард?
— Он этого никогда не сделает, — засмеялся Дайльтон. — Он слишком хорошо меня знает. Почему ты спросил об этом?
— Я тебе скажу позднее. А все-таки, что бы ты сделал, если бы Джиллард тебя обманул? — настаивал Рандольф.
— Ну, если тебе так хочется знать, — усмехнулся Дайльтон. — Что бы я сделал? — повторил президент, сжав пальцы в кулак, и вдруг повернулся к сыну: — А ты бы что сделал с человеком, обманувшим тебя?
— Убил бы его, — спокойно сказал Рандольф.
— Правильно, молодец! — одобрил Дайльтон. — Только никогда об этом никому не говори. Так почему же ты задал мне этот странный вопрос о Джилларде?
— Читай! — Рандольф вытащил из кармана письмо. — Я вскрыл его, увидев русскую марку. Взял для своей коллекции, а письмо прочитал — оно от Ясинского о Джилларде.
По губам юноши зазмеилась улыбка. Дайльтон взял письмо. Рандольф следил за отцом. Дайльтон поднял глаза на сына:
— Джиллард предатель! Предателей расстреливают!..
Утром Джиллард не застал президента в конторе, но на столе нашел записку: «Жду на «Норде». Советник, у которого болела после вчерашнего кутежа голова, пожал плечами. «Что ему там надо? Старый болван. Сам таскается по судам да еще и меня за собой тянет». Но нужно все же идти.
Русские шхуны стояли у причалов компании Дайльтона, одинокие, пустынные. Команды были отпущены. Оставлены только боцманы. Джиллард по трапу поднялся на «Норд». Здесь его встретил боцман.
— Вас ждут в каюте капитана!
Джиллард отворил дверь. В каюте сидел Дайльтон. Советник бросил шляпу на стол, повалился в кресло:
— Черт, башка трещит. Вечером… — и тут он осекся, увидев глаза Дайльтона. «Что с ним?» Джиллард полез в карман за платком.
— С какого, времени вы на службе у Кисуке Хоаси? — спокойно спросил Дайльтон.
От неожиданности Уильям выронил платок, которым обтирал пот.
— Что?.. Нет… Кисуке…
Президент вытащил из кармана пистолет и направил на советника:
— Всю правду на стол!
— Что вы? — Джиллард съежился, прижался к спинке кресла. — Я же служил вам…
— Это писали вы. — Дайльтон швырнул листок, на котором рукой Джилларда был написан адрес Кисуке Хоаси. Его советник дал Ясинскому для пересылки акций.
— Да… но… так… видите ли… а-а-а…
Выстрел заглушил крик Джилларда. Он сползал на пол. Из простреленного лба текла тоненькая струйка крови. Дайльтон встал, обыскал труп и, взяв свою записку, вышел на палубу. У трапа стоял боцман. Дайльтон сказал:
— Ночью на шлюпке свезешь подальше. Груза на ноги не жалей.
— Хорошо, сэр!
— Получай. — Дайльтон вытащил из кармана пачку долларов. — Будь здоров.
Зябко кутаясь в пуховый платок, хотя в комнате было тепло, Тамара стояла у окна, смотрела на покрывающуюся льдом бухту Золотой Рог. Лед был еще некрепкий, и суда легко его ломали, оставляя за собой дорогу чистой синей воды. Берега бухты и сопки были слегка запорошены снегом. Он искрился на солнце. От берега, у самой воды, на которой вразброс стояло несколько китайских фанз, шла дорога. Она белой пустынной лентой легла через лес и на хребте мыса обрывалась. Долгими часами не сводила глаз с этой седловины Тамара Владиславовна. Чего она ждала, о чем думала?
Когда пришла первая весть о том, что «Геннадий Невельской» не пришел ни в один из портов Японии и стало ясно, что китобои погибли, Тамара слегла в горячке. Алексей, друзья Клементьева были в тревоге за ее жизнь. Она бредила, звала Георгия, умоляла его сойти к ней с корабля, кричала и плакала…
Поправлялась очень медленно и наконец встала. Но это была не прежняя жизнерадостная женщина. Тамара стала молчалива, все о чем-то думала. Она часами простаивала вот так у окна, нем и ночью, следя за входящими в бухту судами. Ей казалось, что вот сейчас должен показаться из-за мыса Голдобина «Геннадий Невельской». Иногда ей уже виделся китобоец. Вот он выходит. Вот его нос с пушкой, вот фок- мачта с бочкой наблюдателя, вот развевается флаг… Она с широко раскрытыми глазами прижималась лицом к стеклу, судорожно впивалась тонкими пальцами в раму окна. Видение исчезало, и Тамара несколько минут стояла растерянная, не понимая, что произошло, а потом бросалась на диван, и ее худые плечи вздрагивали от рыданий…
А когда началась зима и появился первый ледок, Тамара как-то случайно услышала от капитана порта, что если лед забьет вход в бухту Золотой Рог, то суда смогут причаливать в бухте Улисс или Диомид. С тех пор Тамара следила за дорогой, ведущей из этих бухт.
Горе легло на сердце молодой женщины таким непосильным грузом, что она никак не могла справиться с ним. В ней словно все замерло, остановилось. Она машинально выполняла обычные дела, так же машинально отдавала распоряжения прислуге и снова возвращалась к окну. Даже к дочери она относилась очень странно: то днями к ней не подойдет, то возьмет на руки, прижмет к груди и ходит по комнате часами.
Северов не знал, что делать. Пытался не раз отвлечь Тамару от тяжких дум, но она или молча
