выслушивала его и уходила к себе, или же слабым голосом просила:
— Не надо, Алексей Иванович. Я хочу побыть одна.
В ее голосе было столько мольбы, что у Северова не хватало сил противиться просьбе, и он уходил, оставляя ее наедине с горем.
Гибель Клементьева и на него произвела тяжелое впечатление. Алексей любил этого молодого, энергичного человека, его смелость, его размах. Северов растерялся, не зная, что же сейчас делать. Надежды, мечты — все рухнуло, исчезло. И снова он один с детьми, с измученной Тамарой. Он никогда не оставит ее. Никогда!
Алексей подошел к столу, на котором стоял ящик с табаком, набил трубку, закурил. Как же дальше жить? Что делать? Для себя Алексей решил. Наблюдений и материалов о биологии китов, их образе жизни у него много. Труд о китах напечатают. А дальше? Он завершит работу Лигова об истории русского китобойного промысла на Дальнем Востоке. Надо рассказать обо всем. И о том, как грабят наши моря иностранцы, как они мешают развитию нашего отечественного промысла, и о судьбе Лигова, Клементьева…
Алексей выбил трубку и, оправив глухо застегнутую тужурку, которая теперь заменяла ему сюртук и китель, хотел направиться к Тамаре, поделиться своими мыслями. Но слуга доложил о приходе капитана Белова.
Северов обрадовался Константину Николаевичу.
— Зови, зови капитана!
Белов вошел быстро, обтирая платком усы. По тому, как он поздоровался, нервным движением сунул платок в карман, Алексей понял, что капитан взволнован. Под левой рукой он держал трубкой свернутую газету. Белов озабоченно спросил, указывая глазами на дверь, ведущую из кабинета в гостиную:
— Как Тамара Владиславовна?
— По-прежнему. Молчит, глаз не сводит с бухты.
— Да! — вздохнул Белов. — Тяжело бедной, но утрата невозвратима!
— Вы что-то недоговариваете! — воскликнул Северов. — Вы знаете что-нибудь новое о судьбе Георгия Георгиевича?
— Горькую истину знаю, — Белов развернул газету. — Сегодня получены американские газеты. Читайте.
Он указал на отчеркнутую карандашом заметку. Алексей быстро пробежал ее глазами. Капитан транспортного судна «Нептун» Вальтер Юнг сообщал, что собственными глазами видел, как у берегов Японии во время шторма погибло русское китобойное судно «Геннадий Невельской». Далее капитан сообщал, что он пытался спасти китобоев, но когда его «Нептун» приблизился к терпящему бедствие судну, оно уже погрузилось в воду, а огромная волна захлестнула нескольких плавающих. Никого спасти не удалось.
— Надежд больше никаких. — Алексей оторвался от газеты. — Кто мог предполагать, что такое судно не выдержит шторма?
— Море. С ним не всегда совладаешь, — качнул седой головой Белов. — Тамаре Владиславовне будете показывать? — Капитан дотронулся до газетного листа.
Алексей подумал и решил:
— Идемте вместе. Ей надо это прочитать. Так будет лучше.
Когда Алексей и Белов вошли в гостиную, Тамара, как обычно; стояла у окна. На их голоса и шум шагов она даже не обернулась. А когда Белов поздоровался, ответила лишь наклоном головы.
— Тамара Владиславовна, — стараясь сохранить спокойствие, проговорил Алексей. — Мы принесли газету с сообщением о гибели…
Он не закончил. Тамара обернулась к морякам и, увидев газету в руках Алексея, взяла ее, сразу нашла заметку. Белов смотрел на молодую женщину и не узнавал ее. Перед ним был на много лет постаревший человек с худым, бледным лицом. Глаза ушли далеко в глазницы. У губ, на лбу появились морщины.
Тамара прочла заметку, молча вернула ее Алексею Ивановичу и привычным движением поправила платок, поежилась, точно ей было зябко. Лицо оставалось по-прежнему замкнутым, глаза задумчивые, далекие от окружающего. Моряки не знали, что сказать. Слова утешения были бы сейчас неуместны..
— Спасибо… — наконец проговорила Тамара, и в ее голосе прозвучала просьба оставить ее одну.
Моряки вышли. Белов расстроился и, покашливая, молча разглаживал усы, потом закурил. Молчали долго, думая об одном и том же, каждый по-своему. Наконец заговорил Белов:
— Надо бы с Тамарой Владиславовной посоветоваться.
Алексей вопросительно поднял на капитана глаза.
— Мороз крепкий. Пора шхуну на берег вытащить.
— Вам и карты в руки, Константин Николаевич, — ответил Северов. — Не знаю, что нам с судном дальше делать? Продать, что ли?
— Зачем? — удивился Белов, и в его голосе прозвучало огорчение. — Значит, мне с вами вновь расставаться. Не хотелось бы. Привык я. Да и годы не те, чтобы менять суда. «Надежда» — шхуна крепкая. Будем по фрахту ходить. Доход немалый даст!
— До весны не надо ничего решать! — ответил Алексей Иванович. — Ремонтируйте шхуну. А когда Тамара Владиславовна немного оправится, тогда и будем совет держать. А сейчас, Константин Николаевич, прошу к столу. Пообедаем вместе, да, быть может, и Тамару Владиславовну отвлечем от печальных дум.
Моряки направились в столовую.
…Прошла зима. Отшумели ранние весенние ветры, и земля покрылась зеленой щетинкой молодой травы. В тайге, что медленно отступала перед растущим городом, пели птицы, ревели звери.
Однажды днем мимо дома Клементьева промчался пятнистый олень. Чем-то испуганный в тайге, он вымахал высокими прыжками на главную Светланскую улицу и понесся вдоль нее, закинув голову с маленькими молодыми рогами. За ним ринулись собаки, но олень легко оторвался от них и скрылся.
Тамара Владиславовна видела оленя, пронесшегося мимо их двора. Она гуляла с дочкой, начинавшей уже уверенно ходить. Молодая женщина проводила взглядом животное и улыбнулась. В ее глазах появилось любопытство. Она неожиданно оживленно стала говорить Соне:
— А это сейчас олененок пробежал. Ты видела, какая у него золотистая шкурка, а ножки какие быстрые? Ну-ка, попробуй и ты так быстро побегать. Ну, догоняй меня.
Тамара легко побежала по зеленой траве. За ней заковыляла и маленькая Соня, но через несколько шагов девочка упала и разревелась. Мать бросилась к ней:
— Ах ты, медвежонок неуклюжий!
Она увидела испачканный нос девочки и расхохоталась весело и легко. Присев около дочки, Тамара вытерла ей слезы.
— Вот придут из гимназии Геннадий и Ваня, увидят, что ты такая чумазая, и не захотят с тобой играть.
— Они очень любят вашу дочь, — раздался голос Алексея Ивановича, — и считают ее своей сестрой.
Тамара обернулась. Северов стоял у калитки. Он только что вернулся из города.
— Сестрой? — улыбнулась Тамара и, встретившись с глазами Алексея Ивановича, смутилась и, чтобы скрыть это, занялась дочкой.
Северов подошел к девочке, подхватил ее на руки, высоко подбросил, так, что она завизжала от восторга и страха, а Тамара невольно воскликнула:
— Ой, уроните!
— Никогда! Верно, Сонечка? Он опустил девочку на землю и сказал Тамаре: — «Надежда» выходит в рейс вечером. Константин Николаевич будет рад, если мы его проводим. — Конечно, — согласилась молодая женщина. — Надо собраться. Она подхватила дочку, легко взбежав на крыльцо, исчезла за дверью. В доме раздался ее голос: — Настя, Настя! Из кухни в коридор вышла Настя. — Что, Тамара Владиславовна? —
