У этого бойкого, шустрого мальчика было добродушное, открытое лицо. Говорил он по-русски свободно и гордился знанием русского языка. Мэри, отлично зная русский язык, почему-то стеснялась говорить по-русски. Она капризничала и, понимая превосходно вопрос на русском языке, отвечала только по-чукотски:
— Ваневань валюмацен! (Не понимаю!)
— Почему же, Мэри, ты не хочешь говорить по-русски? — спрашивала учительница.
— Кацэм! (Не хочу!) — говорила она, смущаясь.
Магомет объяснял это тем, что в разговорах чукотские женщины никогда не употребляют звука «р». Если, например, мужчины говорят «карэм» (нет), то женщины то же слово выговаривают «кацэм» и т. д. Когда приходится говорить по-русски, то от этого звука «р» никуда не денешься. Не назовешь слово «рука» — «цука», «рама» — «цама».
Магомет утверждал, что со временем, когда все чукотские девочки станут немного разговаривать по-русски, Мэри сама заговорит. Так оно и вышло.
Вообще с этим звуком «р» учителям пришлось много потрудиться при изучении азбуки. При попытках сказать слово, содержащее этот необычный для чукотской женщины звук, девочки смущались и, краснея, закрывали лицо рукой.
Занятия по азбуке настолько осложнились, что учителя вынуждены были пойти на совсем непедагогический прием — на подкуп сладостями.
Первой на эту «удочку» попалась бойкая, жизнерадостная Тает-Хема. Перед уроком она получила «взятку» — конфеты. Храня в строжайшем секрете свое «предательство», она громко, без тени смущения, произносила русские слова: рот, рама, река, рука. Все девочки осуждали ее за это, а Мэри с завистью слушала и наконец не вытерпела — она-то ведь давно, прежде всех, знала эти слова и говорила их дома! — и Мэри отказалась от своего молчания. Потом заговорили все девочки.
РАДОСТНЫЕ СВИДАНИЯ
Каждый день на культбазу приезжали к детям родители. Они забросили охотничьи и хозяйственные дела. Даже пурга не могла помешать их свиданию с детьми.
Часто вместе со свистом норда слышались окрики каюров: «Поть-поть!», «Кгрр!» Это подъезжали собачьи упряжки. Дети стремглав мчались к дверям.
В сенях появлялся чукча-охотник, весь запорошенный снегом. Десятки детских рук наперебой стряхивали с приехавшего снег. Потом охотник спокойно входил в школу, и между ними начиналась беседа.
Чукча скупо, по-деловому расспрашивал детей, как они живут, а дети наперебой интересовались охотой, стойбищами.
Их беспокоило положительно все: не убили ли тюленей, есть ли на море полыньи — разводья во льдах, что говорят маленькие братишки и сестренки об их исчезновении, не думают ли, что они умерли, растут ли маленькие щенки и кто их теперь кормит.
Чукча сидит, плотно окруженный детьми, и дает обстоятельные ответы на все вопросы. Дети внимательно слушают и изредка подают реплики. Он докладывает детям серьезно, как равным:
— Мало тюленя сейчас. Нагнало много льда. Сомкнуло его. В стойбищах мало тюленьего жира, в ярангах стало холодно. У вас здесь тепло и будет тепло, даже если в море тюлени исчезнут совсем. Потому что у вас яранга отапливается углем, а наша — жиром.
— Может быть, скоро ветер изменится. Ведь если ветер подует с берега, тогда откроются полыньи и будут тюлени, — говорит Таграй.
— Да, ветер должен измениться.
Дети сочувственно и понимающе смотрят на чукчу-охотника. Охота на тюленя — это очень важное дело. Тюлень дает жизнь чукотскому народу. Поэтому и разговор серьезный.
— Еще новость, — говорит чукча. — Вчера в пургу к стойбищу подошел белый медведь. Собаки Имоя сразу почуяли его и стали лаять. Люди выбежали с ружьями.
Дети плотней сгрудились вокруг рассказчика.
— Анкат быстро заложил собак и умчался за медведем. Медведь убежал в торосы. Тогда Анкат спустил своего Утильхена. Утильхен скоро настиг медведя, набросился на него, хватал за косматые лапы, задерживая бег его. Медведь злился, кидался на собаку; Утильхен отскакивал и снова оказывался около него. Тем временем на нарте подскакал Анкат и двумя пулями наповал убил медведя. Большой медведь! Самка. На двух нартах везли — еле привезли в стойбище.
— Как хорошо! — восторженно кричат дети.
— Вот и вам привез мяса для всех. Наверно, вы с удовольствием будете есть. Умкатоль[23] — хорошая еда.
— Еще бы! Такая еда бывает не каждый день!
В эти дни чукчи охотились только в тех случаях, когда медведь сам подходил к стойбищу. Дальняя охота и продолжительные поездки были заброшены: некогда, нужно каждый день ездить к детям в школу. И ежедневно они приезжали к нам за двенадцать, двадцать, сорок и больше километров.
В ярангах велись бесконечные разговоры о детях. К ночи, когда пурга становилась злей, во всех ярангах били в шаманский бубен, отгоняя злых духов от детей, находившихся в «яранге белолицых».
А школьники между тем жили в теплом, просторном и чистом помещении. Они учились, веселились, играли и все реже и реже думали о коварстве злых духов. И родители с каждым днем все больше убеждались, что с их детьми ничего плохого не случается, но беспокойство все же не покидало их. Да и скучно было в ярангах без детей.
Первые дни нашей интернатской жизни протекали гладко. Мы радовались и совсем успокоились, думая, что нашли правильный тон в обращении с чукотскими детьми. Таня воспрянула духом и все больше и больше увлекалась работой в необычной школе. Она проводила с детьми целый день, а когда они укладывались спать, принималась за чукотский словарь.
В это время приехал старик Тнаыргын. Он медленно расхаживал по школе, внимательно рассматривал все. Старик был сказочником. Дети любили его и ходили за ним толпой.
— Не сказку ли ты приехал нам рассказать? — спросила Тает-Хема.
Старик усмехнулся.
— Посмотреть приехал, как вы живете здесь, не обижают ли вас.
— Нет, старик, никто нас не обижает. Только скучно нам. Расскажи нам сказку.
— Какую сказку?
— Длинную. Про храбрость, про смелого охотника.
— Хорошо. Только надо поискать ее. Много сказок лежит в моей голове.
— Поищи, старик, поищи! — упрашивали дети.
Старик долю думал, и дети не мешали ему, окружив его плотным кольцом.
— Ну хорошо, — сказал он наконец. — Только дайте мне сесть по-настоящему.
Он сел на пол, поджав под себя ноги, и приготовился рассказать сказку о красавице Неускат и молодом охотнике Айване.
— Слушайте. Слушайте хорошо, — начал старик.
— «Жена Корауге великая шаманка была. Днем и ночью бьет она в бубен. Оттого протерла на правой руке четыре пальца до костей, на левой — указательный и большой палец, рукава истерла до локтя.
Злые „келе“ в „подсоседях“ у нее живут. Не богаты шатры „подсоседей“, не много в них добра и пищи. От шаманки зависят „подсоседи“. Что скажет шаманка, то они и делают.
У шаманки дочь Неускат, первая красавица на земле. Никому не показывает она свою дочь. Держит ее в пологе, кормит готовой едой, одевает в новосшитые красивые одежды.
Красавица Неускат не скоблит шкур, не делает домашних работ, ветра не ощущает, солнца не видит
