— Без всяких разговоров. Еду, и больше ничего! А то опять будут говорить, что я в кружок записалась для фасона.
— Но ты ведь не умеешь ставить капканы. Лучше потом как-нибудь поедешь.
— Умею. Когда-то думали, что и в волейбол я не умею играть.
Ктуге задумался. Он знал уже Лену и решил, что все равно от нее не отделаешься.
— Ну хорошо, — сказал он. — Быстро иди одевайся по-дорожному. Штаны меховые надевай. Так нужно в дорогу.
— Вот еще не хватало! Буду я такую пакость надевать! Да и нет их у меня. Не беспокойся — не замерзну.
— Подожди немного! — сказал Таграй. — Ты, Лена, хочешь ехать? Я тебе сейчас все достану.
Таграй прибежал к Татьяне Николаевне и попросил у нее меховые дорожные штаны.
— Зачем тебе, Таграй?
— Лена едет капканы ставить, а сама не понимает, что без штанов нельзя. Замерзнет ведь.
Татьяна Николаевна пошла в кладовую и принесла штаны.
— Смотри, Таграй, как бы пурга не разыгралась. Вам-то ничего, а она действительно может замерзнуть.
— Нет, — сказал Таграй и, схватив штаны, побежал обратно, размахивая ими в воздухе.
— Бери. Надевай. А то не возьмет Ктуге, — подавая Лене штаны, сказал он.
— Ой, какие страшные! — и Лена пошла одеваться.
Как медвежонок, неуклюже шагая и падая в снег, возвращалась Лена к нарте.
Школьники окружили нарту, звонко смеялись. Даже больничный завхоз Чими прибежал сюда.
— Лена — охотник, Лена — чукча! — говорил он.
— Танец, Чими, сочини на нее! — кричали ему школьники.
— Возьми мой нож, Лена, — сказал Таграй.
— Зачем он мне нужен?
— Как зачем? Без ножа не поставить капкана.
— Не нужно мне. Ну его! Напорюсь я еще на него.
Ребята дружно расхохотались.
Вскоре нарта скрылась за горой, и Ктуге вдвоем с Леной помчались по тундре, освещенной бледной луной. В тундре было очень просторно, и этот простор радовал обоих.
— Ой, как хорошо охотиться, Ктуге! А у нас там, на Большой Земле, охотятся пешком. Ходят, ходят по болотам — как собаки устанут, а вдобавок ничего не убьют.
— И у нас, может быть, тоже ничего не получится. Какой набег песца будет.
— А ты знаешь, Ктуге, я почему-то уверена, что мы этих песцов наловим до черта. Вот посмотришь, сколько мы привезем их сегодня.
Ктуге усмехнулся.
— Нет, — сказал он, — мы же едем только капканы ставить. Вот поставим, а потом надо приезжать смотреть. Один раз приехал, другой раз, может быть и попадется.
— А сегодня, стало быть, ничего не поймаем?
— Не-е-т! — покачал он головой.
— Эх! Если бы я это знала — и не поехала бы. — Лена стукнула его по спине и добавила: — Чудила- мученик! Что же ты мне раньше не сказал?
— Я ведь думал, что ты знаешь. Капканы еще на нарте, а ты уже хочешь песца поймать. Не полезет же песец в капкан при тебе?
— Капкан, капкан! Дуралей ты этакий!
Так они ехали по бесконечным снежным просторам, то мирно разговаривая, то бранясь. Вдали виднелись горы, а справа, в таких же горах, терялся конец огромного залива Лаврентия.
Кругом снег, снег и снег. Нарта бежала, подпрыгивая по застругам.
Ктуге вдруг глубоко запустил остол и резко остановил собак. Молча он поднялся с нарты и взял ружье.
— Что такое, Ктуге?
— Вон, видишь, куропатки сидят. Надо попробовать застрелить.
— Где, где?
— Во-он сидят, у холмика!
— Что ты врешь? Никто там не сидит!
— Нет, сидит.
— Нет, не сидит.
Ктуге прицелился и дал выстрел. Куропатки вспорхнули, но одна осталась. Собаки насторожились, рванули. Ктуге еще глубже забил остол в снег.
— Видела? — спросил он.
— Теперь видела.
— Беги, возьми ее.
И Лена со всех ног бросилась бежать к куропатке.
Она вернулась, надув губы.
— Барахло ты этакое! Голову отшиб. Птичка-то какая хорошая! Не мог уж по крылышку ударить. Тоже мне охотник! Ты так и песцов будешь без голов привозить?
Ктуге стоял около нарты с ружьем в руках, улыбался и думал: «А может, она и вправду думает, что песцы головой залезают в капкан?»
Они поехали дальше.
— Ктуге, Ктуге! — теребила его Лена за плечо. — Ты знаешь, что?
— Что?
— Когда мы вернемся, ты скажи, что куропатку эту застрелила я. Хорошо? А? Меня тогда будут считать настоящим членом охотничьего кружка.
— Зачем я так буду говорить? Ведь убил я.
— Ну конечно, ты! Вот чудак! Я только прошу сказать, что я застрелила куропатку.
— Нет, нельзя. Не поверят.
— Вот какая ты дрянь! Неужели ты не можешь для меня один раз в жизни соврать?
— Подожди, подожди, Лена. Кажется, мы приехали. Где-то приманки должны здесь лежать. Вот в этом месте.
— А ты разве не знаешь, где они положены?
— Знаю. Но ведь приманки не я развозил. Таграй ездил с нерпами. Он мне только рассказал, у каких холмиков.
— Ну, это мы и не найдем их! Здесь ищейка и то не найдет.
— Найдем, — ответил Ктуге и свернул собак влево.
По-прежнему светила луна, и собаки, почуяв запах нерпы, пустились вскачь. Озверев, они так рванули, что Лена кубарем выкатилась с нарты в снег. Упряжку остановить было уже трудно, и вскоре Ктуге выехал на холмик, где лежала нерпа.
Ктуге забил между копыльями остол в снег и побежал навстречу Лене.
— Вот какой ты охотник! На нарте не могла удержаться.
— Если бы ты хорошо управлял собаками, они бы не рванули, как бешеные. Давай мне руку!
Ктуге взял Лену за руку и, как поводырь, потянул ее к тому месту, где стояла нарта.
— Смотри, Ктуге, какая лунища светит на небе, — сказала Лена и остановилась, задрав голову.
Мороз раскрасил ее щеки, легкая усталость была приятна, и она совсем забыла, что приехала сюда охотиться на песцов. Луна в самом деле была особенной. Казалось, что ее кто-то наклеил на небесную крышу и там она так и останется навсегда.
Ктуге поглядел на луну и тоже остановился с высоко поднятой головой. Лена ловко подставила ему ножку и толкнула. Ктуге растянулся в снегу. Не вставая, он улыбнулся и спросил:
— Что ты толкаешься?
— А ты зачем свалил меня с нарты?
