Человек в дубленом русском полушубке с бараньим воротником сидел в школьном зале. В одной руке он держал шапку-ушанку, в другой — большие рукавицы из оленьих лапок. Время от времени он покручивал рукавицами в воздухе.
Мимо него прошла школьная сторожиха чукчанка. Она посмотрела на него и молча с усмешкой показала колокольчик.
Не торопясь, вразвалку, как утка, она шла по длинному коридору и звонила около каждой двери, долго размахивая колокольчиком.
Позвонив в свое удовольствие, сторожиха с той же усмешкой прошла мимо красноармейца обратно.
В старших классах окончился последний урок. С шумом выбежали ученики и, увидев пограничника, окружили его. Каждый спешил поздороваться.
— Мне Таграя нужно, — сказал пограничник.
— Он придет. Он в классе, с учителем разговаривает.
— Таграй, Таграй!
— Таграй, Чельгы Арма[52] приехал. На многоголосый крик вышел Таграй вместе с Николаем Павловичем.
— Товарищ Таграй, я приехал за вами по распоряжению начальника. Нарта стоит около школы, — сказал красноармеец.
— Подождите, подождите! Ему же пообедать нужно, — вмешался учитель.
— Начальник сказал, что пообедать можно у нас в погранпункте. Мы успеем приехать к обеду.
Таграй вопросительно посмотрел на учителя и, не встретив возражения с его стороны, сказал:
— Хорошо. Я быстро оденусь. До свидания, Николай Павлович. На весь выходной уезжаю.
Он сорвался с места и побежал.
Красноармеец поднял собак и, приготовив упряжку, сел с остолом в руках на нарту.
Кругом него стояли ученики.
— Слушаются тебя собаки? — спросил кто-то из учеников.
— Еще как! И остолом тормозить не нужно. Только слово скажу — и сразу останавливаются.
— А давно ты научился управлять ими?
— У нас, в Орловской области, с малолетства ездят на них, — шутя заметил он.
— Там у вас, должно быть, другие собаки?
— Такие же, на четырех ногах.
— Кони на четырех ногах у них, — подал голос ученик, стоявший сзади.
Подбежал Таграй. Он взглянул на упряжку и весело сказал:
— Давай, я буду управлять собаками.
— Не полагается, товарищ Таграй, — ответил пограничник. И, желая смягчить свои слова, добавил: — Садитесь, садитесь.
Нарта побежала мимо больницы.
— Тагам, тагам! До свидания, доктор! — крикнул Таграй и помахал рукой.
Доктор стоял на крыльце и тоже махал. Он смотрел вслед убегавшей нарте и думал:
«Вот черт! Увез все же парня. Летчика готовить! Да из такого пария я бы лучше доктора сделал!»
Домб пограничников расположились у самого берега моря. Виднелись мачты радиостанции и красный флаг, развевающийся по ветру.
Часовой с винтовкой в руках пропустил нарту и вновь зашагал по скрипучему снегу.
Упряжка подбежала к небольшому домику Андрея Андреевича Горина, стоявшему в стороне, и остановилась.
— Здорово, Таграй! — встретил его Андрей Андреевич. — Приехал?
— Приехал, товарищ начальник! — сказал Таграй, по-военному отдавая честь.
Небольшой кабинет Андрея Андреевича был прост. Здесь стоял письменный стол, несколько стульев. Над столом висел портрет Сталина; пол закрывала огромная шкура белого медведя «собственного производства», как говорил о ней Андрей Андреевич; на одной из стен висела карта Чукотского округа. Карта настолько большая, что на ней были все населенные пункты, все бухточки, заливчики, самые незначительные речушки и ручьи.
Таграй засмотрелся на карту.
— Вот она какая, Чукотка! — воскликнул он. — У нас в школе карты, на которых вся Чукотка со спичечную коробку.
— Понравилась?
— Да. А что означают, Андрей Андрей, эти линии — зеленые, красные, черные?
— Это мои маршруты, Таграй, по которым я летал. Сам для интереса вычертил. Вроде самолетная дорога. Вот смотри — прямая дорога в Чаун, на реку Амгуэму, а это — дорога в хребты.
— Андрей Андрей, ты же всю Чукотку облетал!
— Конечно. На собаках попробуй столько объехать. Научишься летать — и ты везде побываешь.
— Только, Андрей Андрей, я, наверно, не научусь, — с сомнением сказал Таграй.
— Я тебе дам «не научусь»! Попробуй, не научись!
Таграй довольно засмеялся.
Андрей Андреевич взял телефонную трубку.
— Как у вас там с обедом? Давно готово? Ну хорошо.
— Никогда не говорил я по телефону. Можно и голос узнать? — спросил Таграй.
— Конечно. Вижу я по твоим глазам, что охота тебе поговорить по телефону.
— Правильно, Андрей Андрей. Ведь интересно!
— Ну ладно. Вон видишь тот дом — столовую? Там же и красный уголок. Беги, оттуда поговоришь со мной. Я вызову тебя.
Таграй убежал.
Андрей Андреевич подошел к телефону:
— Дежурный, сейчас придет к вам Таграй. Дайте ему трубку поговорить со мной. Да нет! Просто для интереса: ему хочется поговорить со мной по телефону.
Андрей Андреевич стоял около телефона и, приложив трубку к уху, тихо смеялся.
— Я слушаю! Таграй? Здравствуй, здравствуй, Таграй. Узнал, говоришь? Близко? Все равно рядом? Вот видишь, как удобно… Что, что? Вот чудак, зачем же мы будем еще разговаривать по телефону, когда я сейчас приду и поговорим без телефона? Нет, нет, Таграй. Мы и так запоздали с обедом. Дисциплину нарушать нельзя. До свидания, до свидания.
За большим обеденным столом сидели бойцы. Красноармеец-повар подавал обед.
— У вас — как в школе-интернате, — сказал Таграй.
— Да, да. И занятия идут у нас каждый день. Садись рядом со мной, — предложил Андрей Андреевич.
Таграй сел, с любопытством присматриваясь ко всему.
— Товарищ Таграй, как же это вы проиграли партию нашему Смирнову? — спросил один из бойцов.
— Нельзя Красную Армию обыгрывать! — смеясь, ответил Таграй.
— А начальника зачем обыграли?
— Начальника — это по дружбе, — вмешался Андрей Андреевич.
Пообедав, Горин вместе с Таграем пошли в красный уголок. Судя по тому, что здесь стояла классная доска, здесь проводились занятия с бойцами.
Андрей Андреевич сел за стол и стал раскладывать какие-то чертежи и перелистывать книгу.
— Ну, Таграй, стенгазету после почитаешь. Иди сюда. Мы сейчас побеседуем.
И он рассказал Таграю, как они будут заниматься теорией, как потом перейдут к занятиям на практике.
— Что такое самолет? — начал Андрей Андреевич. — Взять, например, всякий живой организм. Что в
