И «сочинитель» пошел в банковские служащие.
Его хватило всего на три дня…
Под псевдонимом «Сирин» он печатал в берлинских эмигрантских газетах — преимущественно в основанном еще его отцом «Руле» — что-то из стихов и переводов (например, кэрролловскую «Алису в Стране Чудес»). Составлял на продажу заковыристые шахматные задачки. Снимался в массовке кино. Занимался репетиторством (преподавал французский и свой блестящий английский). Давал уроки тенниса и бокса. Собирался ехать на юг Франции — наниматься в сезонные рабочие… Иначе говоря, речь шла об элементарном куске хлеба для себя и молодой жены.
Литературный труд — а именно: «Машенька», «Король, дама, валет», «Защита Лужина», «Приглашение на казнь», «Дар», наконец — не могли обеспечить даже прокорма. И Набоков подрабатывал лекциями, выступлениями. А потом к власти в Германии пришли нацисты. Вера была еврейкой, пришлось убраться во Францию. Там дела пошли еще хуже. Там писателю не удалось получить даже разрешения на работу. И в 40-м Набоковы чудом наскребли на билеты в Штаты. Но и Америка долгое время не могла предложить одному из талантливейших русских писателей ничего, кроме случайных заработков. Потом чудом сыскалось место в «изумительной энтомологической лаборатории» Нью-Йоркского музея естественной истории, где он четыре дня в неделю просиживал за микроскопом, «исследую трогательнейшие органы» своих любимых чешуекрылых…
И тогда он стал сочинять по-английски.
Его вышедшая в 1949-м автобиографическая книга «Speak, Memory» была практически моментально признана шедевром. Писатель презентовал новой родине другой, свой Петербург (для Американцев город на Неве был картинкой из «Преступления и наказания»; Набокову пришлось доказывать, что свободы при царе было больше, чем при Ленине). И десяти лет не пройдет как «Speak, Memory» попадет в штатовские учебники по современной литературе, а ее автора «Нью-Йорк Таймс» объявит ВЕЛИЧАЙШИМ ЖИВУЩИМ ПИСАТЕЛЕМ МИРА.
Но не эта книга обогатила Владимира Владимировича. Его финансовые проблемы разрешила «Лолита». На «исповеди светлокожего вдовца» Набоков заработал около четверти миллиона долларов (экранизация романа принесла еще почти двести тысяч). Это произошло в 1955-м, когда писателю было уже 56. Вскоре он распрощался с Америкой и увез жену и сына в Швейцарию, снял этаж в притулившемся на берегу Женевского озера отеле «Палас», ставшем последним пристанищем великого русского, считавшего себя американцем.
А русский писатель Набоков умер нищим. В сорок с небольшим. Скорее всего, где-то на пути через Атлантику…
А Томас Манн, например, перебравшись в Штаты, заявил: «Немецкая изящная словесность там, где нахожусь я». И всей-то разницы — Нобелевская премия. С нею в кармане можно позволить себе быть эпицентром национальной культуры, без — пришлось отречься от родного языка…
Снискавший еще в 1930-м репутацию блестящего филолога (как выяснится, одного из лучших во всём XX веке) скромный оксфордский профессор ТОЛКИН обрел реальную славу и относительное богатство лишь в 62 года… Для сведения: авторские права на экранизацию «Властелина колец» были куплены у него всего за 16 тысяч долларов…
Ну и на минуточку в не приструненную Диккенсом беспредельную Америку… В 1851 году еженедельник «National Era» начал печатать некой БИЧЕР-СТОУ «Хижина дяди Тома». Через 10 месяцев публикация завершилась, и автор получила 300 баксов. В марте следующего года «Хижина» вышла отдельной книгой тиражом в 5000 экземпляров. Тираж разлетелся за неделю. Дважды в месяц писатели подписывали с миссис Стоу контракты о дополнительных тиражах. К началу войны в одной только Америке было продано более 3 миллионов экземпляров романа. Затем книгу напечатали в Англии, затем перевели на 37 языков мира (кто-то говорит — на 37, кто-то — на 20, велика ли разница?). Данных о доходах миссис Стоу почему-то не отыскивается, но представить их себе, думаю, можно.
Неспроста же ее дядя Том в книге «101 самая влиятельная несуществующая личность», посвященной литературным героям, сыгравшим значительную роль в истории человечества, занял почетное 11 место!.. Для справки: первым в том культовом списке значится небезызвестный Ковбой Мальборо…
А ПО за обессмертившую его поэму «Ворон» получил от редактора «Америкэн ревю» жалкие пять долларов. Практически все ведущие журналы страны незамедлительно перепечатали эту «безделушку». Разумеется, без разрешения автора и выплаты гонорара…
Тут, наверное, надо немножечко обстоятельней. Что такое пять тогдашних долларов? — это десять тогдашних рублей. Опять не слишком наглядно? Делаем наглядно: ПУШКИН, имевший к определенному моменту с «Онегина» по 25 рублей за СТРОКУ (а мы с вами его всё жалеем) на одном только отдельном издании романа заработал 12 тысяч…
При этом разницы между эдгаровыми пятью баксами и пушкинскими тысячами целковых — десять с небольшим лет, то есть, почти никакой.
Попробуем еще понятнее. Сверстник По (на два года старше его) ЛОНГФЕЛЛО, например, получал за стихотворение стандартные, то есть жестко установленные для него 50 баксов. Поэту-песеннику Джорджу Моррису (вы слышали когда-нибудь о каком-нибудь Джордже Моррисе? мы — нет; ну, наверное, что-то вроде тогдашнего и тамошнего Ильи Резника) полагалось столько же за любую песню. То есть, за три-четыре куплета, за два десятка строк, если грубо. Причем, на условии: «как бы плоха она ни оказалась»…
За «Ворона» было уплачено вдесятеро дешевле, чем за ЛЮБОЕ сколь угодно ПЛОХОЕ этому… ну, как его… чьей фамилии мы с вами отродясь не слыхали…
Да это еще что! В ту пору По редактировал «Грэхэм мэгэзин». Имея за это 800 долларов в год. И это с учетом того, что в течение года ему удалось увеличить тираж журнала в ВОСЕМЬ раз…
И это с учетом того, что иллюстраторы получали в том же журнале по 100–200 долларов за каждую гравюру (а с учетом расхода на краски — и все 500)…
И это с учетом того, что за опубликованный в этом журнале роман «Острова в заливе» Фенимору КУПЕРУ было выплачено 1800 долларов. Вы читали у него «Острова в заливе» (другое название «Джек Тайер»)? То-то. Эти самые «Острова» — во всяком случае, по отзыву владельца издания, мистера Грэхэма — не принесли ни единого подписчика.
А Эдгар Аллан По заработал на «Вороне» пять баксов…
Вообще, его жизнь можно писать как одну бесконечную историю нужды.
С одной стороны, конечно: кто он таков, этот их Эдгар Аллан рядом с нашим Александром Сергеевичем, да? А вы бы Бодлеру об этом сказали — тот чистил себя под По как Маяковский себя под Лениным не чистил!.. Поскольку господин По не только детектив породил — влияние его поэзии на всю европейскую уже полторы сотни лет никем не оспаривается. Символисты молились на него как на икону…
И вообще… Памятуя о том, что первым среди русских поэтов на Западе числится вовсе не Пушкин, а Некрасов (даже, несмотря на то, что ни у одного другого крупного поэта не отыскать столько откровенно плохих стихов — это не наша точка зрения, это многократно исследованный факт), приходится признать, что планетарный рейтинг
ЛЕРМОНТОВ же, в отличие от Александра Сергеевича, за свои стихи платы не брал — аристократический гонор не позволял завидному жениху и наследнику нескольких имений (совокупно более двух тысяч крепостных) иметь с дара что-нибудь помимо удовольствия и имени в литературе…
ТУРГЕНЕВ бахвалился в «великосветских салончиках», что не берет с издателей ни копейки гонорара. Узнав о чем, Белинский чуть не измордовал его. «Да как вы решились сказать такую пошлость, вы, Тургенев! — неистовствовал Виссарион Григорьевич, — Да разве это постыдно — брать деньги за собственный труд? Или по вашим понятиям только тунеядец может быть порядочным человеком?»
И тут справедлива не только идейная подоплека. С 1846 года помещик (по сути) Иван Тургенев мог жить лишь с литературного заработка и нуждался так, что «обедать ему приходилось не каждый день». Потому как в один из наездов в родное Спасское молодой барин имел неосторожность рассориться с содержавшей его матушкой. По совершенно, кстати, ерундовому поводу. Большая любительница всячески