Владимирович сказал Мантею:
— Идите в столовую, потом возвращайтесь сюда.
Фенрих бросился к двери.
— Кто такой Бумгольц? — спросил Волков сотрудника.
— Командир взвода, куда зачислен Мантей. Его подчиненные ходят по струнке.
— Мантей жалуется.
— Такие всегда скулят. Это он сейчас пообтерся, а когда сюда попал, держался павлином, Женевскую конвенцию вспоминал. Свои же ему быстро сбили спесь.
— Попрошу вас еще об одном одолжении… Распорядитесь прислать к нам побольше земляков из Мюнхена и Розенхайма…
По мнению Волкова, наибольшую опасность для группы Павла кроме гестапо представляли сотрудники третьего отдела абвера. Они боролись с разведкой противника. Ими командовал полковник Франц Эккард фон Бентивеньи.[13]
За этим человеком Волков следил с пристальным вниманием. Бентивеньи был опытным и коварным противником. Родился он в Потсдаме в семье кайзеровского офицера. В 20-летнем возрасте в гвардейском артиллерийском полку получил первый офицерский чин. Отдел Абвер III принял в 1939 году будучи полковником генерального штаба. Канариса, мало обращавшего внимание на происхождение, привлекли в Бентивеньи главные черты — изобретательность в провокациях и маниакальная жестокость к «врагам рейха». Работая в тесном контакте с гестапо и службой безопасности СД, Бентивеньи создал плотную сеть контроля, хитрую систему мер по сохранению военных секретов.
Определенную опасность представляли личные документы. Они постоянно видоизменялись, разнилась система цифр и индексов, в каждом районе существовал особый код, опять-таки меняющийся чуть ли не каждый месяц. Верно, нашим шифровальщикам удалось эту систему разгадать, однако полной гарантии в надежности всех документов, положенных каждому члену группы, не было. К тому же в ужесточившихся условиях проверки документов нужно было получить соответствующие отметки у местного сотрудника Абвера III и в полицейском управлении, назвать причину переезда и задержек, чтобы не вызвать подозрений.
От Павла, Нины и Йошки требовалось не только безупречное владение языком, знание местных диалектов, оборотов речи и выражений, но и безукоризненность одежды и содержимого карманов, вплоть до продовольственных карточек самой последней серии, поскольку цвет их тоже непрерывно менялся, а старые сдавались в обмен на новые, до талонов на промышленные товары, личных писем, фотографий, с которыми должна совпадать легенда.
В лагере военнопленных нашлось немало баварцев. Они обстоятельно рассказали о Мюнхене и Розенхайме, о нравах, праздниках и любимых развлечениях жителей. Павла заинтересовал один из пленных — Артур Штефи. Его мать содержала в Розенхайме пансионат. Брат Франц был художником, имел некоторые связи с нацистскими властями города. У Артура оказалось много снимков особняка, возле которого фотографировалась семья. Поскольку Штефи попал в плен недавно вместе со штабом полка, ни мать, ни брат не могли еще знать о его участи.
По настоянию Волкова Павел провел с Артуром два дня. У них возникло даже нечто вроде симпатии друг к другу. Пленный рассказал о своем детстве, воспитании, увлечениях, горько сожалел, что после гимназии решил избрать военную карьеру.
Павел попросил Штефи написать письмо матери: мол, пока жив и здоров, посылает со своим другом небольшой подарок, просит принять и обласкать его, он приедет с женой и денщиком. Другое письмо Артур адресовал брату, где жаловался на тяготы фронтовой жизни и тоже просил оказать поддержку другу, с помощью которого надеется облегчить свою судьбу.
После посещения лагеря военнопленных Волков начал вести более усиленную подготовку. Он же обеспечил группу крупной суммой денег, а также золотыми изделиями и бриллиантами.
— На «лапу» давать придется, — сказал он. — Немцы при нынешнем скромном пайке на взятку непременно клюнут.
Алексей Владимирович познакомил также с методами вербовки. Он призывал к осторожности. Нацисты сумели вселить в немца животный страх перед гестапо и полицией. Он советовал искать помощников среди тех, кто недоволен существующими порядками, обижен на начальство, бедствует с большой семьей. Другое дело, если придется говорить с Березенко. Правда, еще неизвестно, сможет ли он помочь в отношении «фауста», но раз сообщил о Фехнере, то, видимо, имеет какое-то отношение к этому оружию.
Для записи формул и чертежей группу снабдили особыми химическими чернилами в таблетках аспирина. Их не мог выявить никакой анализ. Если текста и чертежей будет много, то придется закамуфлировать их в какой-либо книге. Для дубляжа следует воспользоваться микропленкой в трофейном «Миноксе» величиной с зажигалку. В свое время такой фотоаппарат изъяли у немецкого агента.
Предусмотрел Волков и пути отхода в случае провала. Один из них намечался через «зеленую границу» в Швейцарии мимо пограничной охраны. Там был человек, который в случае необходимости мог укрыть от преследования. Дал Алексей Владимирович и адрес в Германии: Гейдельберг, Блауштрассе, 6/8, Макс Ульмайер. Им следовало пользоваться для связи с Центром.
Хотя группе, имеющей ограниченную задачу, придется иметь дело с людьми невысокого общественного положения, тем не менее Волков от всех требовал неослабной бдительности. Как бы ни пытался он все предугадать, элементы неожиданности и риска исключить было нельзя. Провал мог случиться в любое время, в любом пункте маршрута.
К началу марта 1943 года Волков посчитал подготовку группы законченной. Были проиграны разные варианты действий, опробованы средства связи, проверены документы, снаряжение, одежда, обувь. Оставалось выбрать, каким путем перейти линию фронта. Алексей Владимирович сразу же отверг предложение сбросить группу на парашютах. Разумней воспользоваться наземным путем, тем более, что благоприятствовала общая обстановка. После разгрома под Сталинградом немцы покатились на запад. Они в панике бросали обмороженных и раненых, тяжелую технику, танки и грузовики, оставшиеся без горючего. Вместе с войсками ударились в бег советники по экономическим вопросам и оккупированным территориям, чиновники нацистских министерств угля и стали, хлеба и труда, расовой политики и финансов, разные «референты» по части грабежа природных богатств России. С этой оравой и предстояло смешаться Павлу, Нине, Йошке.
Волков связался с работниками Генерального штаба. Те указали наиболее удобный участок для перехода линии фронта. Армейские разведчики под командованием специального сотрудника разведуправления провели группу к хутору Ясному. Здесь в укромном месте закопали «северок» на тот случай, чтобы вызвать помощь, когда группа пойдет обратно, раздобыли лошадей с бричкой. Перед рассветом выехали на большак и пристроились к колонне отступающих румын. В Славянске Йошка оставил лошадей у одного инвалида, заплатив за содержание немалую сумму. От этого города уже ехали в поезде до Лейпцига. Документы действовали безупречно.
В Лейпциге купили чемоданы и вещи, которые могла иметь состоятельная немецкая семья. Павел достал билеты в вагон первого класса. Экспресс Берлин — Вена шел через Розенхайм.
Если весна 1943 года в России затянулась, там долго лежал снег, то в южной Германии уже распустились деревья, белым цветом покрылись вишневые и яблоневые сады, было тепло, солнечно, люди ходили в летней одежде.
В Розенхайм поезд прибывал на рассвете. Он замедлил скорость задолго до вокзала и двигался на малом ходу, перескакивая с одной колеи на другую. Мимо плыли товарные склады, водозаборники, открытые грузовые платформы с коричневыми брикетами малокалорийного бельгийского угля, на котором работали локомотивы в рейхе. Наконец состав вполз под стеклянную крышу вокзала. Паровоз с шумным выдохом выпустил пары. Здесь не было привокзальной суеты, издерганных пассажиров, но и носильщиков не оказалось. Полицейский у выхода на городскую площадь удивленно вскинул выцветшие брови, когда Павел спросил, где находится стоянка такси.
— Боюсь, что в этот ранний час вы вряд ли найдете машину, — проговорил он и тут же осведомился: — Как далеко вам ехать?
— На Максимилианштрассе.
— О, вы быстрее доедете на трамвае. Шестая остановка.
