имеете в виду?
— Меня зовут Март Медведь, — сказал он, — должно быть, ты слышал?
— Не имел чести, господин Март.
— Не называй меня господином, брат, — веско произнёс он и приблизил лицо к свече.
Я увидел шрам, пересекавший лоб, переносицу и всю щёку, шрам терялся в густой чёрной бороде. «Должно быть, это “человек со шрамом”, — подумал я, — тот самый, которого боятся саксонцы».
— Вы эстонец? — спросил я.
— Да, я эстонец, и те, за которых я говорю, тоже эстонцы.
— Чем я могу вам помочь? — спросил я, подозревая, что у меня станут просить денег.
— Мы доверяем тебе, брат, — сказал Март.
Я удивился.
— Мы знаем тебя с прошлого лета. Ты выручил Рейна Золотаря, защитил Хромого Юло и дал талер бедной Мари.
Я даже не помнил об этих мелочах, но было приятно, что кто-то остался мне благодарен. Теперь я хорошо разглядел Марта. Поистине он был огромен, настоящий медведь. Даже одежды для него не нашлось подходящей, зелёная куртка буквально лезла по швам.
— Но это не всё, что мы о тебе знаем, — сказал он.
— Вы говорите загадками, — заметил я неопределённо.
— Скажи мне, брат, много ты видел городов, разъезжая по свету?
— Немало.
— И есть среди них, должно быть, красивые.
— Красивых городов много, — согласился я.
— Но видел ли ты столь бедный и столь же разрушенный город, как наш? — спросил Март Медведь.
Я задумался.
— Видел ли ты столь разорённую страну и знаешь ли ты народ несчастней нашего? — Глаза его остро блеснули.
— На вашей земле слишком много воюют, — сказал я.
— Но кто воюет на нашей земле? Поляки, шведы, датчане, ливонцы, венеды. А кто погибает на нашей земле? Здесь скоро не останется ни одного эстонца. Скажи мне, ты был в городе прошлым летом?
— Да. В это же время.
— Ты видел дома вокруг городской стены? В этих домах жили эстонцы. Теперь там одни головешки. Моя мать и жена моя сгорели, и сгорел мой дом. А кто не сгорел, тот умрёт с голоду. А кто не умрёт с голоду, кто служит рыцарям, тот уже не эстонец, тот «можжевеловый немец».
Я покосился на Антса.
— Нет, он не «можжевеловый немец», — сказал Март. — Настанет время, он окажется с нами.
Чего же хотят от меня? Денег со мной совсем немного, и вряд ли они выручат толпы голодных и нищих. Но Март словно прочёл мои мысли.
— Мы не просим у тебя денег, брат, — сказал он. — Мы сами дадим тебе денег, и, если хочешь, дадим очень много. Но ты нам поможешь, брат.
— Чем же? — спросил я.
Март молчал. Молчал и я, колыхалось пламя сальной свечи, в глубине комнаты мне чудились какие-то тени.
— Тем же, чем ты помог им в Вендене, — наконец произнёс Март.
Итак, они знали, какое занятие досталось мне в Вендене. Передавая привет от отца Больцагеля с добавлением, что неделю назад видел его в Вендене, я в том не отклонился от истины, что совсем недавно действительно побывал в Вендене.
Этот замок, быть может, самый обширный из тех, что я видел в Европе. Один лондонский Тауэр мог поспорить с Венденом.
Венден не так величествен издали, как Мон-Сен-Мишель, и не так затейлив, как Кастильо де Коса, но крепок и внушителен, недаром его строили крестоносцы и целые двести лет он служил главной крепостью Тевтонского ордена. Правда, вот уже полтора века Венден принадлежит Речи Посполитой.
Я подъезжал к Вендену вечером, когда лучи низкого закатного солнца сделали замок шафранно- красным. Горели высокие черепичные крыши, теплился кирпич, и белые наконечники башен вонзались в синее небо.
Меня встретил шляхтич Галчински, мой старый знакомый по Сорбонне, где мы изучали архитектуру. По правде сказать, это был беспутный малый, и научился он в Париже немногому, хотя науку о пропорциях читал нам сам великий Делорм.
Галчински водил меня по замку, а я, по своему обыкновению, делал заметки и рисовал подробный план. Венден довольно путаное сооружение, века здесь нагромоздили многое. Цвингер, внешний выгон для скота, здесь довольно обширный, зато внутренние дворы тесны и слишком загромождены арками, обороняться здесь не слишком удобно, к тому же я не увидел сквозных галерей по главной стене. Зато как хороши залы в Миттельшлоссе, в них достаточно большие окна, а многогранные раструбы колонн делают белые потолки просто невесомыми.
Меня поместили в одной из комнат Хохшлосса, а наутро Галчински сообщил, что со мной желает беседовать нынешний хозяин замка герцог Собеский.
Этот расфранчённый человек, одетый на парижский манер в белый атласный костюм с золотой вышивкой, встретил меня с пилкой для ногтей — нововведением, которое я видел всего лишь однажды в каком-то салоне. Даже по голубым чулкам его вилась золотая канитель, а волосы он убрал подобно герцогу Лотарингскому, завязав один локон бантом.
Говорил он, конечно, по-французски, мечтательно устремляя глаза в окно, за которым и вправду открывался прекрасный вид с лесом и полем.
— Милейший, — проворковал он в нос, — я слышал, вы обладаете большими познаниями в градостроительстве…
— Это слишком сильно сказано, ваше высочество, — возразил я.
— Ну, говорят, вы могли бы построить, замок.
— Кому сейчас нужны замки, ваше высочество?
— Однако вы хорошо разбираетесь в их устройстве…
Здесь я вынужден был согласиться. Видно, Галчински рассказал, что я получил большую медаль за работу о замках Франции.
— Нравится ли вам Венден?
— Отменный замок, ваше высочество.
— Однако меня кое-что не устраивает.
Я думал, он заведёт разговор о фортификационных устройствах. Например, я заметил, что амбразуры в стене цвингера слишком малы для пушек, кроме того, следовало подумать, как укрепить западную сторону замка. Но герцог меня удивил.
— Вы долго жили в Париже, милейший? — спросил он.
— Достаточно долго, ваше высочество.
— И должно быть, посещали театры?
— Разумеется, ваше высочество.
— Хорош ли театр Амбигю?
— Смотря по тому, какая даётся пьеса.
— Вот что, — сказал он, — я хочу устроить театр. Можно ли это сделать у нас в Вендене?
— Здесь достаточно больших залов, ваше высочество. Вы можете пригласить хорошую труппу.
Герцог поморщился.
— А нельзя ли перестроить в театр бергфрид? Мне бы хотелось иметь театр на воздухе. Сделать вокруг башни сцену, а напротив амфитеатр.
