Он выудил из кармана небольшую бумажку, аккуратно свернутую в несколько раз. Санек выхватил дозу из маленькой ладони с тонкими, нервными пальцами и огляделся.
– Я туда, – кивнул он в сторону двери, окрашенной белой масляной краской. – Всю жизнь мечтал ловить кайф в общественном туалете, – соврал Дирол. – Впечатление незабываемое.
– А ты мне нравишься, – тонко хихикнул мужчина. – Редко встречается подобное креативное мышление.
– Что?
– Так, ничего.
«Верно что-то неприличное», – подумал Санек, закрывая за собой дверь на щеколду.
– Эй, а как же я? – обиженно раздалось с той стороны. – Вместе гораздо интереснее.
– Я стесняюсь.
– Но чего?
Действительно, чего Зубоскалину стесняться? Глупо как-то.
– У меня неприличные наколки по всему телу.
– Как заманчиво звучит. Я подожду тебя у двери, – а затем совсем тихо послышались рассуждения: – В форме и весь в наколках. Блеск! Возможно, у него еще и шрамы есть. И пулевые ранения. Следы от ожогов четвертой степени. И... нет, оторванных конечностей не надо. Люблю мужественных мужчин!
Санек прождал минут пятнадцать – за дверью не прекращались покашливание, жеманные охи и шуршание. Щуплый гражданин во фраке не уходил. Что оставалось бедному курсанту, если единственное окно выводило во внутренний двор, который ему, кстати, совсем не был нужен. Конечно, только вентиляционное отверстие могло спасти Зубоскалина. Санек внимательно изучил зарешеченную дырку у потолка. Хозяин заведения, видимо, любил все строить на американский манер: вон и биде есть, и зеркала по всем стенам, и кафель с заманчивыми цветочками. И вентиляцию он отгрохал ничего себе: даже Ганга при желании в нее поместится.
Проникнуть в вентиляцию не составило особого труда. Немного техники, и решетка аккуратно поставлена около кабинки, а зубоскалинские ноги медленно исчезли в черном проеме.
Когда Дирол привык к темноте, он понял, что ползет по трупам. Трупам тараканов и пауков. Такое большое количество домашних животных, собранных в одном месте, парень видел впервые. «Над кухней проползаю», – правильно отметил курсант и ускорил движение. Вскоре в носу защекотало от смеси самых разнообразных аппетитных запахов. Парень проглотил слюну, а в желудке настойчиво кольнуло.
– Следует сделать привал, – вслух предложил себе Зубоскалин и сам с собою согласился.
У второй по счету решетки, которая действительно оказалась над огромной кухней, пришлось немного задержаться. Она никак не снималась. Что-то заело или проржавело. Саньку плохо было видно. Можно плюнуть на все и продвигаться дальше, но прямо под вентиляционным отверстием, буквально под Саньковым пузом, располагался стол со множеством уже готовых блюд. Чего только на нем не было! И стерлядь с каким-то неопределенным гарниром, и курица-гриль, политая с ног до головы пикантным соусом, и всевозможные салаты с пучками зелени в центре в виде хвостов тропических птиц... Да что говорить, простая картошка была так уделана мастером-поваром, что желудок у Зубоскалина начало скручивать и выжимать, как мощной центрифугой от стиральной машины «Занусси».
Парень долго терпеть не стал, нажал плечом покрепче и вместе с решеткой по пояс вывалился наружу. Сдобная повариха, колдовавшая у плиты, охнула и, перекрестясь, выскочила за дверь. Она страстно увлекалась сериалом «Секретные материалы» и приняла пыльного курсанта за радиационного мутанта. На кухне никого не оставалось. Санек понимал, что это ненадолго, что скоро повариха вернется назад минимум с парой амбалов за спиной. Действовать нужно было быстро, а потому спускаться на пол курсант не решился. Зубоскалин попробовал дотянуться до курицы. Слишком далеко. Стерлядь вообще стояла в дальнем углу стола. Селедка под шубой издевательски расположилась под носом, но находилась в очень плоской посудине. Никак ее не достать. Даже простая картошка и та стояла в стороне. А в коридоре уже слышался подозрительный шум. В отчаянии парень схватил правой рукой первое подвернувшееся под руку блюдо, а левой потянул за собой фигурную бутылку «Мартини». Мгновение спустя Дирола на кухне не было.
Продвинувшись метра три по узкому лазу, Санек решил сделать привал и перекусить.
– Вот жмоты! – громко выругался курсант. – Вместо мяса в тарелку ракушек напихали!
Гулкое эхо пронеслось по всем комнатам заведения. В зале с игровыми автоматами все играющие разом промахнулись. Танцующие решили, что музыкальная аппаратура испортилась. Повариха еще раз перекрестилась и прочитала «Отче наш...»
Разочарование от невкусного блюда пришлось запивать изрядной дозой спиртного. Прямо из горла, поскольку прихватить с собой фужер парень не додумался. Мартини оказался крепким напитком. Когда добрая половина поллитровой бутылки благополучно плескалась в животе у Зубоскалина, курсанта нестерпимо потянуло петь. Ну просто невыносимо. Такой тяги к прекрасному Санек отродясь не испытывал. Он прополз еще немного, набрал полную грудь воздуха... и со всей дури заорал.
Громовые раскаты пронеслись по ночному клубу. Очевидцы, оказавшиеся в тот вечер на улице, утверждали, что неожиданное землетрясение охватило три квартала равнинного, сейсмически не опасного города. Причем подземные толчки сочетались со страшным ревом разбуженной лавы.
На первой же ноте очередная решетка, оказавшаяся под грузным телом Зубоскалина, жалобно скрипнула и, недолго думая, упала на пол. Санек соответственно тоже. Приземлиться пришлось на туалетный столик, уставленный самым разнообразным набором косметических принадлежностей, начиная от стройной батареи увлажняющих кремов и заканчивая декоративной косметикой: губными помадами, тенями для век, лаком для ногтей. Немного в стороне гордо выпячивался эпилятор. Около столика небрежно валялся маленький полупрозрачный халатик розового цвета. Пушистая домашняя тапочка в тон находилась рядом. Во всей обстановке комнаты чувствовалась небрежная продуманность. Гримерная была изысканна и одновременно кокетливо-неряшлива.
– Это ее комната, – сердцем почувствовал курсант.
В груди его бешено заколотилось сердце, руки вдруг оказались как будто чужими, и совершенно непонятно стало, куда их можно деть. До безумия захотелось увидеть девушку своей мечты. И в то же время было страшно. Что он ей скажет? Как объяснит свое неожиданное присутствие в гримерной у незнакомой женщины? И почему он без цветов? И почему он весь в пыли и тараканах?
Парень оглянулся назад, ища спасения от нахлынувших вопросов. Взгляд уперся в небольшую ширму, искусно сделанную под старину. Тонкие ветки цветущей яблони проходили по ее полотну от левого нижнего угла по диагонали, до правого верхнего. Изящные журавли с длинными ножками-паутинками, танцуя, витали по краям яблочной ветви. Именно эта ширма показалась Саньку его последней надеждой. Парень сполз со столика на пол, встал на неверные ноги, от души икнул, а потом спрятался за журавлями. И вовремя.
Мгновение спустя дверь в комнату открылась, и в гримерную кто-то вошел.
Минутная стрелка с натугой проползала второй по счету круг. Ни Зубоскалин, ни Антон Утконесов в актовом зале не появлялись. Мочилов заметно нервничал. Андрей тоже нервничал, но незаметно.
– Я все-таки сбегаю, позову их? – упрашивал курсант.
– Ладно, – сдался Глеб Ефимович. – Только мухой: одна нога здесь, другая – тоже здесь.
– Слушаюсь, – обрадованно воскликнул Андрей и с места взял четвертую скорость.
Утконесов пробежал по коридору, поднялся на третий этаж, на всех парах ворвался в комнату, где мирно посапывали и видели десятые сны Кулапудов и Пешкодралов. Курсант стянул одеяло с Пешкодралова и настойчиво стал теребить парня за плечо.
– Тревога? – распахнул глаза Леха.
– Хуже. Вставай, по дороге все объясню.
– По дороге куда?
– В туалет.
– А я не хочу.
– Захочешь. Надо будет, захочешь.
