молоденькая уборщица все время бубнит или напевает разными голосами себе что-нибудь под нос и жутко гримасничает, так что внимания на Зосю никто не обращал. Работала девушка только по утрам и вечерам, почти весь день у нее был свободен.
Госпожа Фортуна немного помогла ей и выгнала в длительную загранкомандировку дядю и тетю, которые приютили девушку на первое время, так что теперь их небольшая квартира была в полном Зосином распоряжении.
– Дай мне подумать, – уронила Зося после того, как Веня ввел ее в курс дела. – Мне надо решить, противоречит это моим моральным принципам или нет.
– Да чего тут решать, – горячился Вениамин. – И так ясно, что не противоречит. Дело мы задумали благое? Благое. Цели у нас высокие? Высокие. Идеал светлый? Светлый.
– А это не будет похоже на шпионаж?
– Да ты что? – возмутился Кулапудов. – Ты хочешь сказать, что Штирлиц шпионом был? Или радистка Кэт?
– Они были разведчиками, я точно знаю, – уверенно произнесла Зося.
– Ну вот! И ты будешь разведчицей! Правда здорово?
– Правда, – наконец-то согласилась Зося. – А если я буду разведчицей, то и про меня можно будет сказать, что дело я делаю благое, цели у меня высокие, а идеалы светлые?
– Еще как можно, – подтвердил Венька и с любовью посмотрел на Зосю. Такая не выйдет замуж даже за несметное богатство. И именно из таких получаются преданные подруги борцов со вселенским злом, а именно, жены милиционеров.
– Слушай меня, – спустя три дня инструктировал товарищей Кулапудов, – по агентурным данным, похитители паспортов действуют не хаотично, а выборочно, как и следовало ожидать. И паспорта они берут далеко не у всех граждан Зюзюкинска.
– То есть существует группа риска, а есть граждане, застрахованные от столь неприятного происшествия? – глубокомысленно изрек Дирол.
– Как вы думаете, чьи паспорта интересуют воришек? Ваши версии? – до противного важным голосом изрек Кулапудов.
– Нефтяных магнатов, – выкрикнул с места Андрей Утконесов.
– Главарей мафиозных структур, – поддержал его Антон.
– Наркобаронов, – тихо предположил Федя.
– Цыганских баронов, – обрадовался Леха.
– Звезд эстрады, кино и цирка, – добавил Зубоскалин.
– Пен-си-о-не-ров! – подняв вверх указательный палец, изрек Кулапудов. – Простых невинных пенсионеров!
– А зачем? – задал резонный вопрос Леха.
Этот вопрос хотели задать все, но не все хотели выглядеть самыми непонятливыми. И только Пешкодралов, как всегда, сначала сказал, а потом подумал.
– Вы что, хотите, чтобы мой агент вам и карманников преподнес на блюдечке с голубой каемочкой? – помрачнел Вениамин. – Нет уж, сами искать будем. Моему агенту светиться нельзя, он и так много для нас сделал.
– Может, все-таки скажешь, где ты его нашел? – не удержался любопытный Зубоскалин.
– Ни за что. Чем меньше народа знает об агенте, тем меньше шансов у него засыпаться. Поэтому даже не просите.
Венька дорожил Зосей. Он не хотел, чтобы она засыпалась или ушла к другому. И не только как агент.
Итак, пенсионеры... Это значительно облегчало дело. Пенсионеров на улицах города не так уж и много, поэтому шестеро курсантов вполне могут проследить за их личной безопасностью и безопасностью их паспортов.
Легче всего было Ганге. Частный сектор, в районе которого он нес дежурство, был довольно спокойным, немноголюдным. Да и пенсионеров в нем гораздо больше, чем молодежи. Честно говоря, молодежи Федя там вообще не приметил. Не любила молодежь частный сектор, и все тут.
Сегодня обитатели сектора были настроены более миролюбиво, чем в прошлый раз. Вероятно, их интерес к Феде несколько поостыл, а может, на всех подействовал утренний просмотр душещипательного бразильского сериала о страданиях бедной сиротки, а потому все обитатели частных домиков были временно добрыми и миролюбивыми.
Федя решил ходить от забора к забору и следить, чтобы никто не приближался к занимающимся прополкой помидоров пенсионерам. Впрочем, скоро он понял, что это решение не вполне удачное. Как-то не совсем красиво получалось: здоровый детина мается от безделья у забора, а в двух шагах от него трудится в поте лица пожилая женщина. Вскоре Ганга не выдержал, подхватил выброшенную за забор охапку травы и отнес ее подальше.
– Вот молоде-е-ец, вот у-у-умница, – растрогалась старушка. – И чего это в жизни так получается? Как человек душевный – так страшнее атомной войны, а как сволочь какая, значит, точно красавчик.
Федя совсем не обиделся на «страшнее атомной войны». Он просто не понял, что это сказано про него. От забора Мефодиевны он отбежал к забору Алевтины Яковлевны.
– Слышь, Яковлевна, чего кричу, – бросила работу Мефодиевна. – Повезло-то нам как с хлопчиком. На морду – Квазимодо, а хороший.
– Ага, – согласилась Яковлевна, что с ней вообще-то редко случалось. – Прямо и не знаю, что делать будем, когда его с поста снимут. Может, похлопочем? Жалобу какую напишем или челобитную.
– Министру можно, – вступил в разговор дед Митяй. – Министр не откажет. Так и так, скажем, не мыслим своего существования без... как там тебя?
– Федя Ганга.
– Без Феди Гангина. А если не отреагирует министр, то мы ходоков пошлем. Пойдешь, Мефодиевна, ходоком?
Феде было приятно. Не то чтобы он всю жизнь желал простоять возле частного сектора на посту, просто очень лестно, когда за пару дней к тебе успевают так привязаться простые люди. Он даже не обиделся на «Квазимодо» и стал с удвоенным старанием сволакивать в кучу выполотые сорняки из огородов подопечных.
Куча получилась большая. Большая и некрасивая. «Вот такие кучи и уродуют лик родного города», – озарило Федю. Но куда ее девать? Оттащить на соседний участок? Неэтично. Сжечь? Гореть не будет. Трава-то свежая. Закопать в землю? А что? Это идея.
Федя попросил у деда Мити лопату и принялся рыть яму. В школе их обучили делать это просто виртуозно. Ямы у Феди получались ровные, прямоугольные, как свежевырытые могилки, кучки земли были ровными, неразбросанными. Он прикинул, какая приблизительно нужна яма для того, чтобы уместилась вся трава, и начал рыть. Попутно Федя приметил, что в яму вполне можно бросить и кое-какой мусор, валявшийся перед домами, поэтому яма, сначала планировавшаяся как совсем небольшая, постепенно становилась все глубже и длиннее и напоминала уже не могилку, а траншею. Огромную траншею.
Скоро все сорняки и близлежащий крупный мусор, вроде поваленных бурей деревьев, ржавых радиаторов отопления, отслуживших свой век автопокрышек, благополучно перекочевали в яму, но все же не заполнили ее доверху.
– Промашечка вышла, – почесал в затылке Федя. – Эй, граждане, у кого есть чего ненужное выбросить?
Граждане единодушно не ответили. Либо они за что-то обиделись на Федю, либо ненужного у них ничего не было, а нужное выбрасывать было жалко. Ганга в растерянности оглянулся, но было уже поздно. Пенсионеры, с которыми он успел подружиться, улепетывали со всех ног в неизвестном направлении.
– Эй, стойте, стойте, – замахал лопатой Федя. – Куда же вы? Я же вас догнать не успею!
