никаких сильных ветров. Из земли лезло все со страшной силой, такого размера репы, сладкой, как яблоки, да еще в июле, Лена не видела.
Они ездили в лес «на заготовки». Собирали грибы, причем Лене все время попадались только крупные. а мужчины потом уж собирали вокруг всякую мелочь. Землянику сменила клубника, и Лена все- таки научила эльфов варить варенье, сначала попробовала сама, развела мед в воде, сделала сироп и покипятила в нем ягоду. Варенье имело бешеный успех, хотя на вкус Лены было таким сладким, что склеивало внутренности. Точно так же заготавливали малину, жимолость, смородину, чернику и незнакомые ягоды. Грибы сушили на чердаке. В общем, восхитительная текучка, от которой не хотелось отрываться ни ради каких великих дел.
Проблема была только одна: Милит. Нельзя сказать, чтоб он не давал ей прохода, но на глаза попадался часто. Собственно, он своих ухаживаний и не скрывал, хотя Лена его уже открыто гоняла и даже открыто смеялась над ним. Он смеялся вместе с ней: да вот, самому смешно, как мальчишка себя веду, ну а что ж делать, если иначе никак?
Шут злился страшно. Не на Лену. Она ясно дала понять Милиту, что ему не светит. Он злился на эльфа и обижался, если Лена пыталась вмешаться в их пикировку, иногда переходящую в откровенную свару. Да и Маркус все удивлялся: да что ты в мужские разборки лезешь, пусть сами выясняют, кто круче, ты-то знаешь, кто тебе нужен. И Лена перестала их усмирять. В общем, хуже, наверное, и не стало, потому что шут ее слушался, умолкал, терпел нападки и остроты Милита. Его это ранило, а еще больше ранила невозможность ответить. Сейчас же он не стеснялся. Впрочем, языками они друг друга стоили.
Но однажды случилось то, чего Лена боялась больше всего. Шут вызвал Милита. Что было причиной, что переполнило чашу терпения шута, она не знала. Они с Маркусом пришли слишком поздно: два петуха кружили по поляне, держа в руках кинжалы. Маркус крепко обхватил ее за талию, развернул к себе лицом и покачал головой:
– Не позорь его. Не вмешивайся. Не хочешь смотреть, пойдем, я тебя уведу.
– Маркус…
– Что – Маркус? Нельзя вмешиваться в поединок. Понимаешь? Уходим?
Лена отказалась. Маркус ее так и не отпустил, только позволил повернуться лицом. Эльфы избегали встречаться с ней глазами. Кто-то наверняка сбегал за Лиассом, уж в случайность его присутствия Лена не поверила ни на минуту. Владыка остановился в нескольких шагах, бросил на Лену короткий взгляд и отвернулся.
Он не сводил глаз с поляны, как и Маркус, а Лена не могла найти в себе сил на это смотреть. Она просто зажмурилась, прислонилась в Маркусу и только ждала. Если б он ее не держал – упала бы. Ахнули вокруг эльфы, и глаза немедленно открылись: оказалось, шут слегка чиркнул острием по руке Милита, и даже Лена не назвала бы это серьезной раной.
Они танцевали. Скользили со знаменитой эльфийской грацией, и если шут был хотя бы тонок, то мощный Милит, почти летящий над травой, выглядел сюрреалистично. Движения были неуловимо быстры, взгляды сосредоточенны, лица почти неподвижны. Каким мастером ни был шут, Милит ничуть не уступал ему, а вот ростом и сложением превосходил. Может быть, поэтому именно он достал шута. Он бросился вперед, размашисто повел рукой, шут отскочил, но недостаточно далеко, и белая рубашка вдруг развалилась, веером брызнула кровь… Шут остановился, и тут Милит вогнал кинжал ему в грудь по самую рукоятку, отступил и посмотрел прямо на Лену.
Шут рухнул назвничь. Милит слегка улыбнулся.
Как Лена отшвырнула Маркуса, она не поняла, но почувствовала, что свободна, и бросилась к Милиту. Она б его порвала в мелкие клочья голыми руками, задушила бы, отвернула ему голову, действительно чувствуя, что
– Пусти! – заорала Лена, испугавшись собственного голоса. Испугался и Лиасс, потому что вздрогнул сильно, даже руки на миг ослабли, он даже как-то ростом меньше стал, но и из Лены вместе с этим воплем словно пар вышел, и она без сил припала к синей куртке эльфа. Села бы на траву, не удержи он. Эльфы сильные. Намного сильнее людей. И даже полукровок.
Над шутом склонился какой-то незнакомый эльф, водил над ним руками, что-то бормотал. Милит смотрел на Лиасса – или на Лену, и на его красивом лице было выражение глубокого удовлетворения. А Лена не могла даже ненавидеть.
– Аиллена, – тихо сказал Лиасс, – а ведь он жив. И ранен не смертельно, иначе Далин не пытался бы остановить кровь. Прислушайся к себе. Вы связаны. Разве ты чувствуешь его смерть?
У Лены кружилась голова.
Маркус ловко принял ее из рук Лиасса, обнял еще крепче, защищая или ободряя.
– Делиена, не похоже, чтоб насмерть. Тяжело, конечно, но эльфы классные целители. Ариана вообще великий мастер. Главное, он дышит. Кровь больше не идет, эльф остановил. Ну, что ты? Он жив, ты только об этом и думай. Ему лучше станет, если ты будешь так думать. Он же твое настроение сразу чувствует.
Клочья красного тумана. Яркое солнце. Зеленая трава. Синее небо. Синие глаза Милита. Сияющие, светящиеся. Лиасс подошел, и Лене стало ясно, что смотрел Милит только на него. С восторгом и удовлетворением. Он опустился на колени, отдавая себя в руки Владыки. Сдержанный и неизменно уравновешенный Лиасс отвесил ему такую пощечину, что Милит свалился, но тут же поднялся – снова на колени, но на сей раз опустил голову.
– Заберите его, – устало сказал Лиасс. – И соберите совет. Не забудьте пригласить посла.
Он вернулся к Лене. Синяя куртка и золотые волосы в обрывках красного тумана. Шута подняли, понесли, Лена смогла только проводить его глазами. Совсем белое лицо. Неживое. Остановившееся.
Лиасс взял ее на руки, отнес в дом, уложил на кровать и велел Маркусу не отходить ни на шаг. Будто бы тот сам поступил иначе. Лена вслушивалась в темноту. Шут молчал. Молчал. Маркус ничего не говорил, сел рядом на кровать, взял ее за руку. Они ждали. Лена не знала сколько – здесь не было часов. Бесконечно. Маркус приготовил шиану, посадил Лену, поддерживая за плечи, напоил, попытался скормить какую-то еду. Она не смогла проглотить. Он зажег свечу, значит, уже очень поздно, здесь летом темнеет черт знает когда. На столе горела свеча, за окном – полная луна. Огромная, на полнеба. Серебряная луна. Наверное, у того эльфа, что убил прежнего посла, в глазах отражалась луна. Говорить о нем Кайл не мог и после допроса – заклятие действовало пожизненно, и его это мучило. Лена нашла себе занятие – следить за луной. Она была такая яркая, что гасила звезды, а потом уползла за раму, но звезды все равно не появились, а потом Маркус задул свечу – начало светать. Предрассветные сумерки были серо-розовые.
Лиасс заглянул ей в глаза, покачал головой.
– Я только что от Арианы. Он жив, Аиллена. Он все еще жив. Не стану скрывать, ранен он серьезно, но он выживет. Ты верь в это, и твоя вера его удержит. – Лена вяло кивнула. Глаза болели. Лиасс положил руку ей на лоб – и она провалилась в кошмар из красного тумана, который то сгущался, то становился полупрозрачным, но выбраться из него Лена никак не могла, бродила по кругу, чувствуя, как слабеют ноги. Было душно, туман сдавливал грудь, в висках пульсировало. Она понимала, что Лиасс погрузил ее в сон, только легче от этого не было, потому что она не могла проснуться, ведь сон был магический…
Он разбудил ее сам, заставил выпить горьковатый отвар. Тысячелистник, огоньки, листья казлы – такой смешной кустик со смешным названием, непременная составная часть шианы, потому что бодрит. Наверняка еще десяток трав: эльфийские отвары часто бывают очень сложными, может, поэтому и эффективными.
– Давай-ка в баню, – скомандовал Лиасс. – Там как раз сделали душ, это тебе не помешает.
Они с Маркусом чуть не волоком дотащили ее для начала до туалета, а Лена даже и не поняла сперва, что это за помещение и что тут надо делать, потом – до бани. Маркус пригрозил: «Дождешься, сам раздену и вымою!» – но вышел и дверь за собой закрыл. Лена разделась и встала под ситечко от лейки – ну совершенно привычное. Забытое ощущение стекающей по телу теплой воды было странным, ровно до тех пор, пока эта вода не перестала подогреваться. Точнее, она враз стала даже не речной – скважинной. Лена
