– Силен… Спокойно, девочка, я перенапрягся просто, когда пытался вырваться. Через час-два пройдет. Ну, поздравляю, полукровка.
– А с чем?
Милит вдруг тоже начал бледнеть, и Гарвин улыбнулся.
– Дошло?
– Я думал… – промямлил непобедимый боевой маг. – Я думал, что это так, легенды… Страшилки для магов.
– Выходит, нет.
Шут пожал плечами.
– Любите вы напускать туман. Никогда ведь слова в простоте не скажете.
– Скажу. В самой что ни на есть простоте. Ты блокатор. Ты способен остановить магию.
– Да ну, – не поверил шут, – на это никто не способен. Ей можно противостоять, но остановить.
– Ты, выходит, способен, – невесело усмехнулся Милит. – Надо же…
– А чего испугались? – поинтересовался Маркус. – По-моему, для нас это крайне полезное умение.
– Полезное, – согласился Гарвин. – Только мне просто не по себе, потому что я смотрю на него и понимаю: он может блокировать мою магию, как та клетка в подвале, как браслеты или ошейник, как веревка из вялицы… только намного страшнее.
– Я не буду блокировать твою магию, – пообещал шут, – тем более что все равно не знаю, как это сделал. Вроде как щит вокруг него поставил. Такой… плотный, как тесная одежда. Не может же он открывать проход внутри себя.
Милит захохотал.
– Это было бы неплохо! Тогда от него мало что осталось бы… Клочки по разным мирам.
Лена занялась Гарвином: заварила ему особенные травки, сделала легкий массаж не столько для того, чтоб расслабить скрученные мышцы, сколько чтоб силой поделиться. Гарвин только что не мурчал по кошачьи.
– Почему у меня голова закружилась?
– Ну… ведь если скажу, опять покраснеешь, – хмыкнул Гарвин. – Милит никогда не применял магию в постели? Покраснела. Значит, ты знаешь, что это такое – в постели с магом. Ну вот и тут примерно то же: он еще не отпустил магию, а тебя уже поцеловал. Согласись, что это было здорово? Да не смущайся ты. Он не нарочно. Из этого состояния выйти трудно. Ну хочешь, я потом тебя поцелую так, с магией? Я ведь у тебя явно никаких желаний не вызываю и не вызывал? Вот точно убедишься.
– Попробуй только.
– Сейчас не буду, – отказался Гарвин, – мне пока… нехорошо. Ну вот, опять паника. Как ты думаешь, почему не хочется говорить тебе правду? Потому что у тебя сразу начинается припадок. Успокойся. Мне сейчас нехорошо, но через час я стану прежним Гарвином. Ну считай, что я… надорвался, таская тяжести. Очень устал. Эй, ты что собралась делать?
– Силу тебе дать! А ну целуй давай! И без всякой магии.
Сзади фыркнул Маркус. Гарвин перевернулся на спину и с сомнением посмотрел на Лену.
– А мне хочется тебя целовать?
– Плевать мне на твои желания. Травные отвары тоже не хочется пить – они горькие. А пьешь.
Теперь фыркнул и шут. Умничка, понимает, что это всего лишь терапевтическая процедура. Целовать Гарвина как мужчину ей и впрямь никогда не хотелось.
– Ну, – утомленно уступил Гарвин, – если уж ты так настаиваешь…
Милит захохотал. Лена наклонилась к лицу Гарвина, и этот мерзавец вдруг взялся целовать ее так, как не целовал у зеленого пруда. Там он и правда процедуры принимал, а сейчас целовал женщину. Лена попробовала вырваться и дать ему в нос как следует, но руки у него, похоже, вовсе не устали, потому как он ее даже не обнял – облапил и притиснул к себе, продолжая весьма увлеченно целовать. Остальные хохотали уже втроем. Лена исхитрилась брыкнуть Гарвина в очень уязвимое место, и он крякнул: «Ах так? Ну смотри!»
Вырвалась она только, когда он ей позволил, красная, встрепанная, разозленная. Мужчины уже икали со смеху. Включая шута, между прочим. Гарвин улыбнулся лукаво, и злость сразу прошла. Шутники чертовы.
– Ну все, – примирительно сказал он, – мне помогло. Честно. Но я надеюсь, в следующий раз ты спросишь для начала моего согласия. Или ты считаешь, я не знаю, когда мне нужна твоя сила, а когда я и своей обойдусь.
– Делиена, – жалобно-прежалобно простонал Маркус, – мне нужна – вот прямо сейчас. Иначе умру. От слабости. Знаешь, как мне больно? Ты только взгляни, какие синяки…
Лена взглянула. Синяки и правда были… ну совершенно невероятные. Она испугалась:
– Что ж он такое сделал?
– Не знаю. Меня будто тот каменный зверь крепко обнял. Аж кости захрустели.
– Целы у тебя кости, – усмехнулся Гарвин. – Аиллена, да поцелуй ты его. А то несправедливо: Милита целовала, меня тоже, про шута я и вовсе молчу, вон, аж губы опухли… Ну зачем сразу драться! Какая ты злая…
Конечно, Лена и Маркуса поцеловала, просто так, дружески, а он, покосившись на шута, тоже обхватил ее покрепче, но поцеловал очень ласково, нежно… но не дружески. Шут потом ее с полчаса утешал и успокаивал, хотя Лена не сердилась уже. Получалось у них… не обидно. И даже не пошло. Не всерьез. Ну шуточки у мужчин такие тонкие и изящные. Юмор у них. Это ж ведь так смешно: Лену поцеловать…
О Корине даже и не вспомнили. У Лены мелькнула мысль, что напрасно они недооценивают врага: он ведь уже не просто идейный противник, он именно личный враг, униженный многократными победами – и пощадами. Ведь и Маркус мог его убить там, у пруда, и Милит сегодня – причем без усилий, и Гарвин сто раз, и даже шут, когда у него впервые прорвалась магия. Но они равнодушно отходили: да ладно, живи, ты всего лишь неудобство, канава на дороге, можно перепрыгнуть, можно обойти, но вот уж запоминать…
И Корин действительно начал им мешать, и действительно так, как предположила Лена: мелкими пакостями. Корин, больше просто некому. В воображении аборигенов просто отсутствовала картинка причинения вреда Светлой и ее спутникам. Эльфы? А все равно, они ж не просто эльфы, они эльфы Светлой, а уж зачем они ей сдались, не наше дело. Светлая знает. Вот она какая… Мальчишка мельников поносом пятый день маялся – травку заварила, сама поила целый вечер, мальчишка уснул и за всю ночь ни разу на горшок не попросился, зато утром попросил у матери булку, а ведь не ел все эти дни. Светлая, правда, булку не велела, а вот сухари с чаем разрешила, а потом курочку сварить велела и так потихоньку откармливать. А старухе кузнецовой такую припарку сделала, что у той кости болеть перестали, и ведь еще научила, как делать, сколько держать… Мыслимо ли дело: Светлая – целительница! Знахарка! Не просто ходит и смотрит, за что и так спасибо ей, а еще вон и помогает. Добрая. Вон как. Не только Светлая, но и добрая.
Из деревень они уходили, нагруженные всякими вкусными вещами сверх меры. Как раз до следующей деревни хватало по четыре раза в день есть. Хлеб здесь пекли необыкновенный, с травами, причем в каждом селении – по своему рецепту, и Лена начала уже думать, что из этого мира она уйдет в три раза толще, чем пришла. Сыры и творог со сметаной она ела килограммами. Мужчины, впрочем, не уступали, наворачивая и мед – им непременно давали еще и баклажку с медом. Пару раз Лена пекла прямо на костре пряники, и Милит признал, что не зря тащит жаровню. Пряники, конечно, были не экстра-класс, но вполне съедобные. Особенно по мнению Гару. Этот лоснился короткой летней шерстью и крутыми боками, еды было столько, что он даже ленился гоняться за дичью.
Корин же то обрушивал дерево (конечно, эльфы успевали удержать или оттолкнуть падающий ствол), то устраивал водоворот, когда они переправлялись через реку, то наводил на них стаю волков… Что интересно, волки ушли сами, когда увидели Лену, и она невольно вспомнила того, первого, который приходил к ней за помощью. Однажды в ляжку Милиту вонзилась здоровенная лесина, прилетевшая неведомо откуда, эльф заорал не своим голосом, но Гарвин тут же повалил его на землю, деревяшку выдернул, пачкаясь в крови, и исцелил рану, хотя и не до конца. Он был уверен, что организм должен
