Зеркало перемен. 3. Приносящая надежду

* * *

– Очнись… Ну, девочка моя, просыпайся… Тихо, тихо, голова сейчас перестанет болеть. Ларт грубоват, он боевой маг… Хотя странно даже то, что он смог воздействовать на тебя магией.

– Это же для ее блага… – раздался виноватый голос Апреля.

– Ну да… Ты правильно поступил, Ларт. С любовью можно подействовать и на нее. Аиллена, открой глаза. Открой. Сейчас я уберу все последствия, ты будешь чувствовать себя хорошо… Ты спала всего несколько минут.

– Где…

– Пойдем. К ним.

– Она идти не сможет.

Лиасс поднял ее на руки, не доверяя телохранителю, и перенес в соседнюю комнату. Есть. Есть. Они были здесь. Лена едва не разревелась от счастья.

–Лена… – хрипло, не своим голосом позвал Гарвин. – Лена, скажи… пусть свяжут меня. Вялицей. Или браслет… Пусть… Я больше… я не сдержусь…

– Лиасс, у тебя есть браслет, гасящий магию? Я знаю, что должен быть!

Владыка мигнул, и черный эльф испарился. Лена наклонилась к Гарвину. Он пытался оттолкнуть ее, но силы уходили на что-то другое. Глаза были… сумасшедшие. Неживые. Лена взяла его голову в свои руки, начала нести какую-то чушь, пытаясь проникнуть в его сознание, но он не пускал, не пускал так умело, что она не смогла прорваться. Раздался тихий щелчок, и Гарвин закричал, откидывая голову, белея и до крови прикусывая губу… и расслабился.

– Ну все, – прошептал он. – Теперь… Нет, Аиллена, не надо. Не…

Но Лена уже заглянула в черную яму его сознания…

* * *

Она пришла в себя явно нескоро. В комнате – ее комнате – было темно, но сквозь приоткрытую дверь проникал свет. Она шевельнулась. Очень хотелось пить. Просто смертельно хотелось пить. Ведро воды. Бочку…

Лиасс приподнял ее голову и поднес к губам кружку. Странно, но кружки хватило.

– Свет включи, – попросила Лена и поняла, что опять сморозила глупость. Черт знает сколько лет прошло, а она еще говорит фразами своего мира. Как можно включить, например, свечу или масляную лампу? Лиасс, однако, прекрасно ее понял и включил: просто посмотрел на лампу, и масло вспыхнуло ровным неярким светом. – Как они?

– Ничего. Не буду говорить, что хорошо. Но это пройдет. Должно пройти.

– Что – это?

– Мур сказал, что это были крабберы. Правда?

– Что такое крабберы?

– Чудовища из детских сказок. По крайней мере, я всегда так думал. А прожил я долго.

– Только в одном мире, Лиасс.

Он кивнул. Выглядел он не лучшим образом. Он расслабленно сидел в кресле, вытянув босые ноги, рукава рубашки были закатаны, предплечье перевязано, и на бинте проступали пятна крови. Кусаться Гару умел. А Лиасс не считал нужным исцеление несерьезных ран. Рядом на столе стояли бутыль с вином и кружка.

– Не хочешь выпить? – предложил эльф. – Знаешь, у меня впервые в жизни появилось желание надраться так, чтоб себя не помнить. И не помнить то, что я видел… Крабберы захватывают сознание. И заставляют переживать самое страшное, что было в твоей жизни. Гарвин неспроста не хотел тебя пускать… Ты знала?

– Знала – что?

– Что он был связан с семьей? Что умирал вместе с ними?

– Знала. Он… он снова пережил это?

– Переживал раз за разом. Гарвин единственный, кто мог хоть как-то сопротивляться. И от этого… возвращения в нем снова проснулся тот, прежний… Я не сниму с него этот браслет, пока не буду уверен, что все прошло.

– Ему словно было больно.

– Было. В первую минуту это очень больно, а потом только ноет. Неприятно, но вполне терпимо.

– А на шута как-то надевали такой…

– И на тебя можно надеть, – усмехнулся Лиасс. – Как украшение. Это действует только на обычную магию. И на некромантию тоже… особенно сильно. Вообще, чем сильнее маг, тем сильнее действует браслет. Убить он не может, но неприятности причинить способен.

– Я знаю, что ты припас этот браслет именно для Гарвина, – пожала плечами Лена. – Я хочу к ним…

– Они спят. Нет, никакой магии. Травы. Только травы.

– И им снятся кошмары?

– Вероятнее всего. Но уже не то, что они переживали раньше. Ты собралась плакать? Уже поздно. Повода нет.

– Почему я уснула? Ты меня усыпил?

– Ты не уснула. Ты потеряла сознание. Не стоило тебе заглядывать в душу Гарвина. Я не могу себе представить, как он с этим живет, а ты почувствовала…

– А кто их… лечил? Ты?

– Я.

– И теперь ты знаешь, что было самым страшным в их жизни?

– Теперь знаю. Собственно, и знал. То есть предполагал. И ты ведь знаешь. Порассуждай – и поймешь.

– У Маркуса – гибель подруги и дочери? – Эльф кивнул, и искорки пробежали по его хрестоматийно золотым волосам. Он похож на Мура. Тоже золотой.

Ну ты сказанула… Ладно, слушай, потом поговорим.

- Да. У Гарвина – ну, сама знаешь, хотя вряд ли сможешь это вообразить… Мне не удается. Зато я не удивляюсь теперь его безумию.

– Лиасс!

– Ты и сама это знаешь. Оставь чувства и подумай. Ну, дальше?

– У Милита – Круг?

– Умница. Я, признаться думал, что ты скажешь – «казнь».

– При вашем-то отношении к смерти? Я же не совершенная дура. Только не подтверждай, что не совершенная! Надоели! Если я такая дура, то почему вы от меня не отстаете?

– Потому что умных много, а ты одна, Аиллена. Шут?

– Тот год, да?

Лиасс дотянулся до ее щеки, чтобы поцеловать. От него пахло вином. Словно поняв, он подал ей свою кружку.

– Выпей. Я и из бутылки могу. Аиллена, просто чудо, что вы выбрались оттуда живыми. Включая тебя.

– А зачем это крабберам?

– Они так охотятся.