— Да. Адриан Пик. Познакомилась с ним недавно, у Виллоуби.
— Симпатичный?
— Просто прелесть!
— Тогда пусть приходит поскорее, давно я не видел приятных людей, — сказал сэр Бакстон, вспомнив о Чиннери, Во-Боннере, Тэннере и прочих. — Пошлю к нему мисс Виттекер с записочкой. А ты сегодня не ходи, ты мне тут нужна. Возвращайся сразу. Надо улестить Чиннери, тебе работы на весь вечер.
— Ох, Бак! Это обязательно?
— А как же! Сама вызвалась. Сказала «посюсюкаю». Сыграй с ним в гольф. Порасспроси про жен, про завтрак, а то он с моей шеи не слезет. Приставучий такой, на редкость. Прямо слепень!
— Зря ты у него взаймы цапнул…
— Не то слово. Что теперь толку жалеть?
«Все пишет он и пишет, перст судьбы,
не ведая ни боли, ни борьбы…»[70]
— Знаю. Мне в школе дали переписать это сто раз.
— …«премудрости его не остановят, и душ заблудших горькие мольбы», — докончил сэр Бакстон, остановить которого тоже было невозможно. — А главное, ему совершенно не нужны деньги. У него ведь миллионы! Иначе он бы не выдержал всех этих бывших жен.
— А сколько он на корнфлекс потратил! Ладно уж, постараюсь его улестить.
— Умница! — отечески похвалил ее сэр Бакстон. — Слушай-ка, Джин, а вот мамин брат… Наверное, надо пригласить его?
— Само собой.
— На неопределенный срок?
— А как же!
— И денег требовать нельзя… — выдал сэр Бакстон свою сокровенную мысль. — Э-эх! Втираются всякие, всю мою жизнь переворачивают, хлещут мой портвейн — и даже пяти фунтов в неделю не попроси. Тьфу! — закончил он с истинно английским гостеприимством.
Джин заметила, что нехорошо быть Шейлоком. Сэр Бакстон парировал, что в его положении это неизбежно и вообще, лично он испытывает к Шейлоку огромное уважение. После чего грузной поступью отправился в дом, а Джин помчалась на конюшни, заводить свой «Виджон-7» для поездки в Лондон.
3
Мортимер Басби, предприимчивый издатель, с которым писатели вели многолетнюю, вдохновенную, но бесплодную войну, потянулся к телефону и снял трубку.
И тут же сморщился, подавив придушенный вскрик, — кожа его в это утро была крайне чувствительна к резким движениям. Накануне, соблазнившись ослепительно ясной погодой, он взял выходной и, подобно Биллингу в Уолсингфорд Холле, наслаждался солнечными ваннами. В отличие от Биллинга, который, по своей хитрости, смазался маслом для загара, мер предосторожности он не принял, и теперь страдал.
— Пришлите ко мне Ванрингэма! — распорядился он. Из приемной ответили, что Ванрингэм еще не вернулся.
— Что? — грозно переспросил Басби. Он не одобрял, когда его сотрудники отлучались из загона в рабочие часы. — Что значит «не вернулся»? А куда, собственно, он ушел?
— Если помните, — подсказала приемная, — вы распорядились, чтобы утром он поехал на вокзал проводить мисс Грэй.
Басби чуть смягчился. Теперь он и сам вспомнил, что мисс Гвенда Грэй, звезда его издательства, сегодня отбывала в Америку, как вся череда английских лекторов, прикладывавших столько усилий, чтоб депрессия этой несчастной страны длилась как можно дольше. А Джо Ванрингэм, истинный «мальчик за все», был послан к поезду с фруктами и цветами.
— Ладно, — буркнул он. — Пришлите, как только появится.
Едва он положил трубку, как телефон затрезвонил. На этот раз Басби уже на так порывисто потянулся к трубке.
— Алло?
— Привет, шеф!
— Кто говорит?
— Это я, шеф!
— Сколько можно повторять «шеф»?
— Ладно, шеф. Звоню с вокзала Панкрас.
Басби вздрогнул от круглой макушки до квадратных ботинок.
— Что?.. Как вы там очутились?
— Вот тебе и на! Мисс Грэй дожидаюсь. Сами же велели проводить ее в Шотландию.
Басби едва слышно забулькал. Только минуты через две он обрел дар речи.
— Идиот! Нет, какой кретин! В Америку! Она уезжает в А-ме-ри-ку!
— В Америку? Точно?
— Такого кре…
На другом конце провода досадливо прицокнули языком.
— Да, верно. Теперь и я вспомнил. Ведь и правда, в Америку!
— А поезд к пароходу отходит с вокзала Ватерлоо!
— Опять вы правы. То-то я все жду, а ее все нет. Вот она, разгадка! А зачем вы тогда приказали ехать сюда?
— Я не приказывал! Я сказал: «Ватерлоо»! Ва-тер-лоо!
— Ах, вот тут я и запутался! Не знаю, слышите ли вы сами, но в вашем исполнении «Ватерлоо» звучит в точности как «Панкрас». Видимо, мелкий дефект речи. Ничего страшного! Хороший учитель дикции — и как рукой! Ладно, шеф, а можно тогда я фрукты съем?
— Слушайте! А… а… — задохнулся Басби. Мисс Грэй была романистка, книги которой расходились двадцатитысячными тиражами каждый год, и если ей не потрафить, могла и закапризничать. — Может, еще успеете! Хватайте такси…
Провода донесли неприятное хихиканье.
— Ну, шеф! Это я так, пошутил. Знаете, находит иной раз. Полный порядок, я на вокзале Ватерлоо. Преподнес ей фрукты, цветы, она просто расцвела. Поезд только что отбыл. Она высунулась из окна, посасывая апельсин, и закричала: «Да здравствует наш Басби!»
Басби хлопнул трубку. Лицо у него стало опасно багровым, губы беззвучно двигались. В сотый раз он клялся себе: «Это конец. Сегодня я уж точно вычеркну фамилию „Ванрингэм“ из платежной ведомости». Но — опять же в сотый раз — беспокоила мысль, что придется искать такого же умелого и ловкого раба.
Значительную часть клиентуры составляли дамы, оплачивавшие публикацию своих сочинений; когда же они получали счет, то появлялись в издательстве на грани истерики. При всех своих недостатках, Джо оказывал на них магическое воздействие. С ним они становились мягче воска, и Мортимер Басби, рыдая в душе, принуждал себя его терпеть. Джо ему категорически не нравился. Он не выносил его иронической ухмылки, насмешливого изумления, словно тот не уставал удивляться, что такие вот Басби обитают с ним на одной планете. Он просто дергался от его разговоров и розыгрышей, но одобрял то искусство, с каким Джо укрощал взбешенных романисток. Бросит им комплимент — другой, расскажет анекдот, и те удалятся, сияя и хихикая.
Басби попытался восстановить самообладание, окунувшись в работу, и через четверть часа снова обрел относительную безмятежность духа, но тут в дверь постучались веселой рассыпчатой дробью. Стучаться так осмеливался лишь один служащий его издательства, все тот же Джо Ванрингэм.
