— Банк грабанул?
— Нет, театр. Сразил публику комедией. Ты что, газет не читаешь? Позавчера состоялась премьера. Успех — бешеный!
— Тогда ты-то здесь и нужен. Они тебе дорожку под ноги выкатят.
— Черт! — Джо нежно взглянул на брата. — Повезло, однако, что ты тут оказался!
— А кто тебе про меня сказал?
— Девушка с густым оксфордским акцентом. Не знаю, как ее зовут. Зашла на плавучий дом, а там как раз был я.
Табби вздрогнул, потемнев лицом, и кинул на Джо холодный, далеко не братский взгляд.
— Так это я тебя видел? Это ты обнимался с Пруденс?
— А, так вот как ее зовут! Нет, нет. Зачем мне с ней обниматься?
— Я видел!
— Нет! Ты что, воображаешь, у занятого человека есть время обниматься? К тому же, я слишком одухотворен.
— Да я сам видел! Ты спрыгнул с крыши и обнял ее.
— А-а, это другое дело. Верно, обнял. Но исключительно от того, что потерял равновесие и схватился за соломинку. В роли соломинки — твоя Пруденс. Однако, как это ты увидел? Тебя же там не было!
— Полевой бинокль, — коротко бросил Табби. Потаенный смысл сообщения не ускользнул от Джо.
— Так ты шпионишь за ней? Табби, это неспроста! Расскажи мне все. Влюбился?
Табби повозил ногой по пыли.
— И да, и нет…
— Конкретней.
— Видишь ли, тут такое дело.
Внезапный порыв захлестнул Табби — ему захотелось излить душу другой, сострадательной душе. Он был не из тех, кому легко хранить свои беды про себя.
— Хорошо, я расскажу. Я люблю ее. Да. Люблю.
— Естественно.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Да ты ж всех девушек любишь, стоит тебе познакомиться.
Табби призадумался, уж не ошибся ли он, отнеся душу Джо в разряд сострадательных? Но решил идти до конца.
— Правда, случалось в прошлом…
— Уж это точно. Начал им названивать, как только детский голосок научился выговаривать цифры.
— Ладно, ладно… Сейчас — настоящее.
— О?
— Совсем другое, не мальчишеский флирт.
— Так…
— Я обожаю самую землю, по которой она ступает.
— А-а!
Джо жалостливо взглянул на брата. Он чувствовал, что его долг высказаться откровенно. Впечатление, которое сложилось у него от мисс Виттекер, подсказывало, что Табби добавил еще один кислый лимон в густой сад разочарований. Надо бы осторожно намекнуть на истинное положение вещей. Нельзя допускать, чтобы несчастный пребывал в блаженном неведении.
— Послушай, Табби, — начал он, — не хочу разбивать твои мечты, но ты уверен, что она тебя любит? Когда мы коснулись тебя… не хотелось бы говорить… ее поведение показалось мне странноватым. Недоставало теплоты. Не хочу огорчать, но если с тебя не сняли мерку для свадебных брюк, я бы, пожалуй, чуть-чуть тормознул. По всей вероятности, ты опять вытянул проигрышный билет.
— А то! — Табби угрюмо засмеялся, точно был бесом, слушавшим другого беса, поопытней. — Между нами все кончено. Бесследно.
— А почему?
— Рассорились.
— Из-за чего?
— Сначала ей не понравилось, что я говорю.
— А что ты такого ляпнул?
— Что я люблю помидоры.
Джо призадумался. Он никак не мог выискать в таком признании той дерзости, которая оскорбит современную девушку.
— Она поправила. Надо говорить — тома-аты.
— Ах, теперь дошло! А почему же ты не сказал, что девушке, которая произносит «Пра-а-льно» и «Бла-а-дарю», не стоит критиковать тех, кто говорит «помидоры»?
— Я и сказал. Оттого она и распалилась. Слово за слово, и через пару минут мы ругались всерьез. Я закричал, чтоб она не строила из себя какую-то цирлих-манирлих, она обозвала меня упрямым, тупоголовым, вульгарным типом — и тут… догадайся, что случилось.
— Что?
— А ты как думаешь?
— Не знаю.
— Принесли дневную почту!
Табби выдержал драматическую паузу. Джо встряхнул головой.
— Прости, Табби. Хотел бы стать твоим ангелом-хранителем, но увяз в сюжете. Почему почта трагически закончила второй акт?
От мук и всколыхнувшихся обид Табби просто завопил:
— Ей принесли пакет! Я нащупал в нем коробочку!
— А ты пощупал?
— Еще бы! И воскликнул: «Что же это такое?»
— Ты прямо гончая, все вынюхиваешь.
— Ничего подобного! Хотел сменить тему. Вынул ножик, стая разрезать бечевку — любезность оказывал, хотел от хлопот освободить, а она вдруг как взвизгнет! Вырвала у меня пакет. Покраснела, заметь! Весь циферблат пунцовый.
— Странно!
— Чего тут странного? Лично я мигом все раскусил. Там были драгоценности. Она вела двойную игру. Ей прислал подарок другой мужчина.
— С чего ты взял?
— А что же еще? Она не захотела показать мне.
— Может, не хотела, чтоб ты видел?
— Вот именно. Не хотела, чтоб я видел. Брошка или еще какая дрянь от городского пройдохи. Ее поведение говорило само за себя. Я стал разбираться. Я сказал: «Если не хочешь, чтоб я видел, я знаю, что мне думать». А она: «Думай, что тебе угодно». А я: «Отлично. Тогда между нами все кончено». А она: «Мда-у!» Такая вот картинка.
Джо, размягченный великой любовью, был сама сентиментальность. Его тронула исповедь сильного мужчины, и он добросердечно шлепнул брата по плечу. Мортимер Басби от такого шлепка подпрыгнул бы, как горошина из стручка, но Табби остался доволен. Он благодарно фыркнул.
— Выше нос! — посоветовал Джо.
— Чепуха! — Табби опять хохотнул каркающим смешком. — Ты же не думаешь, будто мне больно. Ладно, двинулись.
Табби поднялся и зашагал к воротам Уолсингфорд Холла. Джо потянулся следом, размышляя над его откровениями. Дойдя, они двинулись к террасе.
— Значит, у вас все кончено?
