гостинец, и попутно играл большим серебряным крестом на груди служителя культа.
– Он сам открыл дверь, – словно оправдываясь, произнесла Наташа, – может, у него были...
– Не было у меня ключей, дочь моя, – провозгласил отец Велимир, отдирая шкодливые лапы Наполеона от собственной уже изрядно взъерошенной бороды. – Просто дверь была закрыта на один простенький замок, и господь споспешествовал мне отворить его, дабы вступить в предел сей! – Отец Велимир елейно закатил глаза, а потом насмешливо глянул на Влада: – А что это ты, брат, взял за моду валяться с проломленной башкой? Или это господь бог наконец покарал тебя, скинув на голову что-нибудь вельми тяжкое...
– Скинул, скинул, – отпарировал Свиридов, – куда уж тяжелее такой туши, как ты. Вот воистину праведный служитель церкви... открывает двери на манер мелкого домушника. «Стучите, и отворят вам», – прогудел он цитату из Священного писания, искусно подделываясь под густой бас отца Велимира.
– Воистину так, – откликнулся тот, гладя Наполеона. – Люблю живность всякую, – неожиданно добавил он вполне обыденным, мирским голосом, – что котов, что собак, да и этих тварей кривоногих, – он еще раз погладил Наполеона по голове, потом осторожно опустил его на пол. – Не то что отдельных людишек... да и все они, надо признаться...
– Ну да, ну да, – продолжил Свиридов, – не стоит забывать, что все мы всего лишь злокачественная мутация обыкновенной обезьяны, как утверждал с подачи мистера Кестлера милейший профессор Климовский.
Фокин вздохнул.
– Значит, отдыхаешь? – после паузы тоскливо спросил он и довольно откровенно покосился на Наташу, сидящую чуть в стороне. – Это кто такая?
– Да последовал твоему совету. Позаимствовал из «Сапфо», – откликнулся Влад. – Ничего девочка.
– Да уж! – отец Велимир прищелкнул языком, а потом с самым прискорбным видом добавил, сопровождая каждое слово глубоким вздохом: – А я вот исповедовал сейчас одну прихожанку, и эта дочь греха не захотела мне дать отчет...
Свиридов раскатился хохотом на всю квартиру, не обращая внимания на всколыхнувшуюся резкую боль в голове.
– Последнее слово в твоей речи явно было лишним, – наконец, все еще задыхаясь от смеха, выдавил Владимир, – теперь ясно, почему у тебя такой скорбный и душеспасительный вид, святоша!
Пресвятой отец воздел руки к потолку, словно призывая в свидетели бога, всех святых угодников и обшарпанную люстру, вокруг которой с рефреном «Гррррешник, в натуррре!» кружился попугай: ну чего еще можно ожидать от этого закоренелого святотатца Свиридова?..
– Ну ладно, – серьезно проговорил Владимир, – пошутили, и будет. Хорошо, что ты зашел, Афоня. Я хотел с тобой побеседовать.
– Надеюсь, на богоугодные темы? – не унимался святой отец, который по случаю праздника, а именно пятого дня весны, был уже изрядно навеселе.
– Ну конечно. Ты слышал о банкете, который организует «Тавро-кредит» по поводу приезда своих греческих партнеров?
– Я приглашен туда еще вчера, – с готовностью откликнулся Фокин, – лично Михаилом Борисовичем Лукинским...
– Я тоже, – перебил его Влад, – я тоже приглашен лично самим. Но не в этом дело.
На лице священника расплылось выражение высшей степени недоумения.
– Но ты же... – начал было он, но тут же осекся под взглядом Свиридова. Владимир укоризненно покачал головой, а потом произнес:
– Все серьезно поменялось, брат Тук. Помнится, ты рекомендовал мне в качестве искупительной жертвы Гапоненкова вместо Лукинского. Мне пришлось проделать большую работу, чтобы убедиться, что ты прав.
Фокин положил руку на плечо Влада и сказал:
– Ну что, рассказывай, Володька. Я вижу, тебе есть чем со мной поделиться.
– С тобой и с Наташкой. Иди сюда, – кивнул он девушке, которая смотрела клипы по каналу MTV, – нам необходимо договориться. От этого во многом зависит, как все обернется завтра.
– А что завтра? – встревоженно спросила Наташа, – это как-нибудь связано с твоей утренней поездкой к Лукинскому? Ты ничего еще не говорил на этот счет.
– Завтра... что завтра? Завтра седьмое марта, – легко сыграв беззаботность, ответил Свиридов. – Завтра мы будем брать с поличным Гапоненкова.
– С каким еще поличным? – уточнил отец Велимир.
– Наташа знает. Правда? – Его жесткий взгляд коснулся ее лица, она вздрогнула и пробормотала:
– Господи, опять что-то... ну что я должна знать?
Свиридов погладил ее по плечу, облизнул сухие губы и начал говорить. Чем дольше он говорил, тем больше вытягивалось лицо Фокина и бледнела Наташа. На лице Влада, насмешливом и холодном, блуждала презрительная, саркастическая улыбка, но его глаза, напряженно сощуренные, пронизывающие, ясно давали понять, что он относится к своим словам гораздо серьезнее и ответственнее, нежели то можно было понять из колюче-ироничного тона, которым он произносил свои слова.
– Господи помилуй! – наконец воскликнул отец Велимир, уже совсем не театральным жестом поднося руки к голове. – Ну ты прямо какое-то исчадие ада нам тут изобразил!
Влад не обратил внимания на святого отца, который хоть и отказался от своего «праздничного» паясничанья, но все равно едва ли мог понять всю серьезность ситуации.
А вот Наташа... она занимала его куда больше. Не потому, что у него теплились какие-то пусть не киношно-страстные, но, вероятно, достаточно ощутимые чувства к ней, даже скорее просто привязанность... нет, не поэтому.
На ее лице отчетливо читалась какая-то мучительная и противоречивая борьба. Она определенно пыталась ее скрыть, но это плохо удавалось.
– Разве это так невозможно? – коротко спросил он и после паузы добавил – почти без колебаний: – Ты что... любила его?
Ее губы как-то беспомощно и по-детски дрогнули, словно маленькой девочке Наташе сказали, что она плохо себя вела и не получит за это вожделенную шоколадку.
– Ну хорошо, послушай, – сказал Влад и положил перед ней карманный передатчик с записывающим устройством, размером примерно с диктофон. На мини-кассете был записан примечательный разговор с участием Гапоненкова, который таки внес существенные коррективы в ход дела, как ни была мала вероятность того.
– Этот диалог датируется четвертым марта, – сказал Влад, – он состоялся вечером того же дня, когда милейшему Алексею Алексеевичу потребовались мои услуги. Ты понимаешь по-английски?
Наташа кивнула, не разжимая бледных губ...
«– Добрый день, мистер Гапоненкофф. Я хотел бы уточнить отдельные моменты нашего контракта.
– Понимаю, мистер Панитаиди. Вы приезжаете седьмого?
– Совершенно верно. На этот срок назначено подписание нового и довольно крупного контракта с господином Лукинским.
– Вы еще рискуете выходить на российский рынок после семнадцатого августа?
– А что было семнадцатого?.. Ах да. А почему бы мне и не рисковать? В конце концов, в России можно много потерять, но и многое выиграть.
– Вы дальновидный человек, господин Панитаиди. Одним словом, мы можем встретиться седьмого марта на банкете, который проводит в вашу честь Лукинский. Я туда приглашен... разумеется, как владелец модельного агентства.
– Превосходно.
– Я надеюсь, что к тому времени все будет благополучно разрешено.
– Разве у вас возникли какие-то проблемы, мистер Гапоненкофф?
– Мы уже достаточно обговаривали этот вопрос, мистер Панитаиди.
