да что я буду вам говорить: вы же знаете, какой он. Во всяком случае не волнуйтесь: с Луизой все в порядке.
Совершенно обалдев, я сознался:
– Ничего не понимаю.
– Пусть лучше Луиза вам расскажет, – произнес Матеос. – Вот она. До скорого, молодой человек.
– Томас? – через секунду спросила моя теща. – Это Луиза.
Мне казалось, что я смутно догадываюсь о причинах тревоги Матеоса; и, честно говоря, перспектива снова увязнуть в семейных разборках меня не пугала, скорее напротив: это был способ вновь включиться в нормальную жизнь, в круг привычных забот Луизы и моих собственных забот времен нашей совместной жизни. Она меня в некотором смысле устраивала, поскольку мое вмешательство и помощь в разрешении конфликта позволили бы мне приблизиться к Луизе под благовидным предлогом. Почти с благодарностью я подумал в тот момент, что узы брака слишком крепки и многочисленны, чтобы их могла пресечь легкая интрижка. Успокаивающим голосом я спросил:
– Как вы поживаете?
– Я-то хорошо, сынок, – печально вздохнула она. – Но ты себе не представляешь, что тут случилось.
– Висенте мне сказал.
– Он тебе сказал?
– Он мне сказал, что что-то произошло, – пояснил я. – Но не сказал, что именно.
– Я хотела сразу же тебе сообщить. Я тебе несколько раз звонила, но не застала дома.
Я снова начал оправдываться, но вскоре, испытывая смутное беспокойство (меня вдруг посетило подозрение, что теща боится мне рассказать о случившемся, и это показалось мне странным), потребовал:
– Так что случилось?
Моя теща пустилась в бессвязные томительные объяснения, смысл которых я сперва не уловил; затем, как сквозь туман, я разобрал слова «авария» и «больница»; и еще я понял, что речь идет о Луизе. Еле слышным голосом я спросил:
– Где она лежит?
– В больнице Святого Павла, – ответила она. – Монтсе провела там ночь. Сейчас я собираюсь ее сменить.
Уже бросая трубку, я успел крикнуть:
– Я еду туда.
24
Таксист высадил меня на углу улиц Картахена и Падре Кларет, перед входом в больницу Святого Павла, чьи две башни в стиле модерн были скрыты под каркасом лесов и обтянуты зеленой сеткой. Ощущая ком в желудке, я пробежал через двор, поднялся по ступеням и вошел в вестибюль; рядом с залом ожидания, в маленькой темной кабинке, напоминающей исповедальню, консьерж в синей форме разговаривал с какой-то сеньорой; на стенке кабинки я прочитал: «Справка». Когда подошла моя очередь объяснил:
– Я разыскиваю Луизу Женовер. Мне сказали, что она лежит здесь.
– На каком отделении?
– Я не знаю.
– Вы хоть знаете, когда она к нам попала?
– Не знаю. На прошлой неделе, но мне не сказали, в какой день.
Консьерж – человек со смуглой кожей и странными чертами лица, с костистым выступающим носом, на котором балансировали в состоянии неустойчивого равновесия очки с толстыми стеклами, – поджал губы и, не глядя на меня, покачал головой, то ли порицая меня, то ли просто скучая; затем, пробормотав что-то, что я не понял или не захотел понять, стал старательно изучать журнал с записью поступивших. Он почти уткнулся лицом в бумагу, и очки неуловимо медленно начали сползать с его носа.
– Нашел, – сказал он через какое-то время, удовлетворенно тыча пальцем в журнал, а другой рукой водружая на место очки, которые я еще секунду назад был готов подхватить, пока они не упали. – Луиза Женовер. Она лежит на гинекологии. Корпус Святой Анны и Святой Магдалины.
– В каком из них?
– Это одно здание. – Неопределенным жестом он махнул в противоположный край вестибюля. – Пройдите до конца и налево. Вам нужно следовать вдоль бутановой линии, нарисованной на земле. Заблудиться невозможно.
Следуя вдоль бутановой линии, оказавшейся красной, я пересек квадратный садик в окружений почти одинаковых павильонов, с башенкой и куполом с каждой стороны; в центре садика располагалась забетонированная площадка, обнесенная заборчиком, с каменными скамейками и лысыми каштанами. Я поднялся вверх по аллее, прошел под переходом, соединявшим два павильона примерно на середине их высоты, и оказался у другого здания, чей фасад красного кирпича с деревянными бело-зелеными наличниками возвышался на фоне поросшего соснами холма. Там испускала дух или терялась красная линия на земле, и я решил, что добрался до места. Однако поскольку никакая надпись не подтверждала этот факт, то после минутного колебания я продолжил свой путь сквозь павильон как по туннелю и, выйдя из него, увидел табличку со стрелкой, гласившую: «Св. Анна и Св. Магдалина». Я пошел в указанном направлении и, обогнув павильон сзади, оказался на небольшой площадке, посыпанной гравием и поросшей травой, куда выходили три двери: одна из них белая, из ржавого металла, очевидно, служила теперь или некогда входом в лифт; вторая, тоже металлическая, но черного цвета, была полуоткрыта, и из нее выпирала груда пакетов с мусором, вываливаясь на площадку, словно замок только что сломали; третья же дверь была из шлифованного стекла. Я открыл последнюю дверь и поднялся по лестнице, отделанной плиткой нездорового желтого цвета, на четвертый этаж. Вывеска на двери сообщала: «Св. Магдалина – Гинекология – Служебный вход». Открывая дверь, я столкнулся с медсестрой, тащившей кипу только что отглаженных простыней. Медсестра от неожиданности отскочила назад и, придерживая рукой простыни, чтобы не упали, накинулась на меня:
– Что вы здесь делаете?
Я, заметив, что она испугалась, сам испугался. С трудом мне удалось выговорить:
– Здесь лежит моя жена.
– А вы разве не знаете, что нельзя входить через эту дверь? – спросила она, моментально обретя самообладание, и приказала: – Будьте любезны следовать за мной.
Я пошел за ней по коридору с белыми стенами, одна из сторон которого была застеклена, и за ней виднелось большое помещение с пустыми детскими кроватками. Мы дошли до стойки, где коридор поворачивал и раздваивался налево и вглубь, и в этом втором рукаве, как мне показалось, я увидел знакомый силуэт. Положив стопку простыней на стойку, медсестра спросила:
– Как зовут вашу жену?
– Не беспокойтесь, – ответил я, направившись по идущему вглубь коридору. – По-моему, я ее нашел.
– Эй, послушайте, куда это вы пошли? Пока вы не скажете, как зовут вашу жену, я не могу вас пропустить.
Я вернулся. Назвал имя.
– Палата номер двадцать, – сообщила она мне тут же, указывая в том направлении, куда я собирался идти. – Посещения заканчиваются в два часа.
Медсестра еще что-то добавила, что я не разобрал. Почта в самом конце коридора я с удивлением понял, что человек, поднявшийся мне навстречу со скамейки и двигающийся в мою сторону, протягивая руку и примирительно улыбаясь, не кто иной, как Ориоль Торрес.
– Я Ориоль Торрес, – сообщил он, пожимая мою ладонь своей холодной, безвольной, липкой и скользкой рукой: на миг мне показалось, что я держу в руке жабу. – Не уверен, помнишь ли ты меня.
– Конечно, помню, – ответил я. – Где Луиза?
Он указал на дверь.
– Лучше тебе сейчас не заходить. Она отдыхает.
