Туманное Звено. Стихотворения

мы ванькой-встанькой убегаем,
и всё на том же месте мы.

Весной над рябью языка
эолова всплывает арфа:
душа, как странный музыкант,
сыта горошинами шарфа.

Но кратче день. Туман окрест.
Природа облако ломает.
И черный зонт, как черный крест,
чиновник к небу поднимает.

1929

ЛЕБЕДЬ

Юрию Терапиано

Не всем, о други, черное вязать.
Паук сидит над черной паутиной.
Но я хочу о лебеде сказать,
о белом привидении над тиной.

Как мы с трудом бредем по борозде,
с трудом по суше волочит он брюхо.
Неузнаваем лебедь на воде —
он, как Бетховен, поднимает ухо.

В стихию отражения, в волну,
врастает он, мгновенно хорошея.
Напоминает грудь его луну
и сон — его серебряная шея.

Плывет за ним озерная трава
(камыш — свирель, о жертва прободенья!).
Так на заре больная голова
плывет за уходящим сновиденьем.

1936

«Во сне верблюды видят водопой…»

Во сне верблюды видят водопой,
мы — пальм высоких в небе колыханье.
Как видит сны, кто отроду слепой?
Куда нас занесет пера маханье?

Окутанная сном (по старине),
с душою муза днем играет в прятки.
Но ах, она с крылами на спине;
по их вине торчат у нас лопатки.

Ее родили эллинов холмы,
она в те дни живым питалась медом.
Теперь несем вдоль галльских улиц мы
ее, как воск свечи — за кислородом!

За то ль, скажи, мы любим свет свечи
(свечу сверканью люстр предпочитаем),
что жертвует собой она в ночи,
когда при ней о правде мы читаем?

1936

ЗИМА

Садится снег. Леса молчат.
Седые ветви ближе к логу.
Пошла волчица на дорогу
за недорослью для волчат.

Как медленно течет зима.
Пускай идет на убыль пища,
но стала сладостней и чище
мороженая бузина.