с колбасой, к нам в купе заглянул один из проводников:
– Слушай, Руслан, тут один мужик предлагает по дешевке моток немецкой лески, ты вроде интересовался.
– Какой толщины? – оживился Руслан.
– Толстая, миллиметр.
– То, что надо, на сома в самый раз! Сколько просит?
– Да по дешевке отдает, я же говорю, на пузырек просит.
Руслан вскочил и выбежал из купе. Через пять минут он вернулся с пластиковым цветным пакетом в руках.
– Что, пора уколоться и забыться? – спросил он меня, пряча пакет в сумку. И сам же ответил: – Подставляй руку.
Дальше все шло по тому же сценарию, что и вчера.
Единственное видимое отличие состояло в том, что, когда Руслан, выпив свои полстакана водки, без штанов полез к себе на полку, я пошла в туалет без дополнительного разрешения.
Звонок будильника, раздавшийся ровно в четыре часа утра, разбудил меня, но не Руслана.
Водка с клофелином – забористая штука, будильник тут не поможет. Что ж, он сам просил водки с лекарством от давления, я только выполнила его указание, теперь пусть спит спокойно.
Будильник замолчал, а я осталась лежать в темноте. У меня в запасе был целый час.
Через сорок минут я встала и включила ночник.
Руслан спал, раскинув ноги, тяжело дыша и всхрапывая.
Я сунула руку в его сумку и достала пакет с новой леской. Ножом, лежащим на столе, я отрезала кусок лески длиной метров пять.
Сложив ее вдвое, на одном конце я сделала петлю, а другой привязала к скобе над полкой Руслана с таким расчетом, чтобы петля не доставала до пола полтоpа метра.
Петлю я надела на Руслановы могучие гениталии, под самое их основание, и слегка затянула петлю, уговаривая саму себя, что никакого вреда Руслану эта петля причинить не может.
Разве только если он упадет с полки, например, при резком торможении поезда. Но это если да кабы, да во рту росли грибы…
Действие препарата сильно ослабело, но еще продолжалось.
Через пятнадцать минут поезд прибывал на стацию Ново-Казалинск, примечательную тем, что пятью минутами позже на нее прибывал встречный поезд того же направления. Я собиралась этим воспользоваться.
А пока я залезла на багажную полку и достала из дальнего угла одну из сумок Руслана. Я полагала, что ее содержимое, известное мне из разговора Руслана с Фалиным, послужит мне в дальнейшем в качестве компенсации за моральный и физический ущерб от этого путешествия.
Затем я взяла ключи Руслана, выключила свет и выглянула в коридор. Там было пусто, в Ново- Казалинске никто из нашего вагона не выходил. Тем лучше.
Я потихоньку пробралась в нерабочий тамбур и попробовала открыть наружную дверь. Она открылась без труда. Я стала ждать, глядя в дверное стекло.
Через несколько минут стали мелькать редкие, а затем все более частые огни.
Подождав еще немного и заметив автомобильные огни на дороге, параллельной железнодорожной колее, я дернула стоп-кран.
Свист воздуха, вырывающегося из стоп-крана, и визг тормозов не могли заглушить нечеловеческого рева, раздавшегося из бригадирского купе. Немецкая леска привязанная в нужном месте, оказалась более сильнодействующим средством, чем будильник. Но мне было на это наплевать! Действие препарата кончилось!
Я распахнула дверь, выпрыгнула из почти уже остановившегося поезда и что было сил побежала к дороге, стараясь не упасть в темноте.
Дороги я достигла вполне благополучно. Выйдя на нее, я пошла в ту сторону, где, по моим расчетам, находился местный вокзал.
Слева от меня были хорошо видны огни покинутого мной поезда. Он все еще стоял на месте.
Сзади засверкали автомобильные фары. Я подняла руку. Старенькая «Волга» ГАЗ-21 остановилась прямо посредине проезжей части, поравнявшись со мной.
– До вокзала подбросите? – спросила я, наклонясь к приоткрытому окну. – Я заплачу, – добавила в темноту, не получив ответа.
После этого уточнения в машине что-то зашевелилось, щелкнуло, скрипнуло, и дверь открылась.
– Садись, – разрешил водитель, судя по голосу, довольно пожилой мужчина.
Я села в машину, не без труда захлопнула дверь, и мы поехали.
– Издалека будешь? – поинтересовался водитель.
– Издалека, – нарочито сухо ответила я, чтобы избежать дальнейших расспросов.
Водитель оказался человеком понятливым: минуту мы ехали молча.
– Далеко еще до вокзала? – спросила я в свою очередь.
– Минут через десять доберемся – незлобиво отреагировал водитель.
С каждой минутой все более актуальным становился вопрос: чем расплачиваться за извоз? У меня в сумочке были рубли, но немного. Были и доллары, но в крупных купюрах.
Что касается местной, казахстанской, валюты, то я, признаться, даже не знала ее точного названия. Что-то вроде «таньга» или «тенге». Черт ее знает.
– Извините, не могли бы вы оказать мне одну любезность, – обратилась я к водителю.
– А что такое? – насторожился тот.
Как бы не напугать его своими валютными сложностями. Кто их тут знает, может быть, у них за валюту сажают, как при советской власти? Надо бы с ним как-нибудь помягче.
– Простите, а как вас зовут? Меня Татьяной.
– Петром Иванычем, – буркнул водитель, – а что?
– Петр Иваныч, – начала я как можно задушевней, игнорируя его вопрос, – вы не подскажете, где сейчас можно поменять доллары на ваши деньги?
– Где угодно, только зачем тебе их менять? – удивленно спросил Петр Иванович.
Вопрос, конечно, интересный.
– Ну, чтобы с вами, например, расплатиться.
– Я и долларами возьму, – последовал быстрый ответ.
– И сколько?
– Пару бы.
Я замолчала, обдумывая предложение. Мелочи у меня не было. Петр Иванович, видимо, воспринял мое молчание как нежелание платить такие бешеные деньги.
– Да и одного хватит, – снизил он ставки.
– А рублями можно?
– Можно.
В это время мы въехали на небольшую площадь, расположенную, как я догадалась, перед вокзалом. А точнее, это был небольшой вокзальчик. Торговаться было некогда. Лишнего времени у меня не было.
– Петр Иванович, у меня к вам такое предложение: я вам даю сто долларов, вы идете, покупаете мне кое-что, долларов на пятьдесят, не больше, а сдачу берете себе. Идет?
– Идет.
Я дала ему сотню и осталась ждать в машине.
Петр Иванович вернулся через пять минут, а еще через минуту мы расстались с ним навсегда, чрезвычайно довольные друг другом.
Я вошла в полупустое здание вокзала и сразу направилась к кассе.
– Девушка, мне нужен один купейный билет до Тарасова, – с этими словами я положила перед кассиром, казашкой лет тридцати, банкноту в сто долларов.
– Мы доллары не меняем, – на хорошем русском языке заявила она, с интересом посмотрев на
