В этот момент меня осенило: я вспомнила, что узнала ночью и что так пламенно желала сообщить обоим Беккерам. Но как лучше это сделать? Виталька что-то говорил, но я его не слышала, думая о своем. Внезапно мне пришла мысль взять его в сообщники, то есть ему первому рассказать новость и заручиться его поддержкой для общения с Валерием Павловичем. В конце концов отношения его с Олегом Станиславовичем далеки от горячей дружеской привязанности, а дела отцовские он знал, так что сразу должен был сориентироваться в возникшей ситуации.
Все сложилось таким образом, что я легко смогла осуществить свой замысел в ближайшее время. Покряхтывая, Беккер-старший поднялся с дивана и отправился куда-то в глубь дома, объявив:
– Приведу себя в порядок.
Я опередила Валерия Павловича, заглянула в туалет и ванную, убедилась, что никакой опасности нахождение клиента там не представляет, и вернулась назад, к Витальке.
– У меня к тебе дело, – тихо и взволнованно сообщила я, как только присела рядом с ним.
Виталька сначала испуганно поглядел на меня, а потом, как бы не найдя в моем взгляде особых причин для собственного беспокойства, пожал плечами и спросил:
– Какое?
– Обещаешь не перебивать?
– Обещаю, – ухмыльнувшись, ответил Беккер-младший.
– Разговор касается Олега Станиславовича. Вернее – тайны, которую, как оказалось, он имеет от твоего отца.
– Ты опять за свое! – отвернувшись, недовольно воскликнул Виталька.
– Ты, кажется, обещал не перебивать! – строго заметила я. – Разве мужчина не должен выполнять своих обещаний?
– Должен, – против собственной воли сквозь зубы пробормотал мой друг. – Но ты все же сумасшедшая! И что тебе в голову втемяшилось? Ну и насты-ырная... Отец будет вне себя от бешенства.
– Я все же позволю себе продолжить, – перебила я Витальку и стала торопливо излагать все, что поздним вечером узнала из разговора с Ксенией.
Беккер-младший сначала с недовольным видом смотрел в сторону, затем обратил свой взгляд на меня и стал слушать более внимательно, хотя и старался скрыть, что моя информация его всерьез заинтересовала. Когда же повествование достигло кульминационного момента, Виталька, забыв обо всем, ошарашенно прошептал:
– Ничего себе! Подожди... Дай все обдумать...
Я и не настаивала на том, чтобы он сразу же мгновенно все осмыслил и приступил к каким-либо активным действиям, поэтому замолчала. Спустя несколько минут я осторожно спросила:
– Я могу считать тебя своим единомышленником?
– Так трудно в это поверить... – будто сам с собой разговаривая, пробормотал Виталька. – Надо во всем разобраться... Обязательно...
– Но ты должен быть осторожен, – напомнила я.
Я знала, что Виталька ни за что сразу не бросится горячо обвинять Вьюнца. Его характер не таков. Беккер-младший должен сначала во всем лично разобраться, а потом уже, сделав собственные выводы, осуществлять действия, основанные на них.
Впрочем, на его месте любой здравомыслящий человек поступил бы так же, ибо нелегко поверить в нечестность того, кому ты долгие годы доверял, как самому себе. Тем более что ситуация, возникшая вокруг Вьюнца, на самом деле требовала обстоятельного исследования.
Тем не менее я знала, что теперь не одна буду зорко всматриваться во все движения Вьюнца и вслушиваться во все его слова. Несмотря на некоторую зыбкость Виталькиного мнения об Олеге Станиславовиче, я теперь чувствовала определенную поддержку, отчего мне еще больше хотелось побыстрее добраться до истины.
– Не будем ничего пока говорить отцу, – шепнул Виталька, когда послышались шаги Валерия Павловича.
Я утвердительно кивнула и, приняв непринужденную позу, стала напевать одну из популярных мелодий.
– Завтракать! – командным голосом заявил Беккер, приглаживая руками мокрые волосы.
– Иду! Иду! – послышалось сверху.
По-видимому, проснулась Юлия Николаевна. Для меня было несколько необычным то, что женщина в этом доме покидала постель позже всех остальных. Либо она любила с утра поспать подольше и была, что называется, по природе своей «совой», либо, проворочавшись в переживаниях большую часть ночи, она засыпала только под утро, поэтому и появлялась из спальни последней.
– Доброе утро, – улыбнувшись, поприветствовала нас Юлия Николаевна и, посмотрев на мужа, спросила: – Как ты?
– Нормально, – сухо ответил тот, – с голоду умираю, сообрази что-нибудь поскорей!
– О-о-о! – с интонацией восхищения протянула я. – Возвращение аппетита – признак поправки.
Юлия Николаевна, не скрывая своей радости, поспешила на кухню и загремела там посудой. Виталька сидел молча и нахмурившись, чем сразу же привлек внимание своего отца.
– Ты плохо спал, сынок? – спросил он с необыкновенной заботливостью, как будто говорил с пятилетним ребенком.
– Н-нет... То есть да, – торопливо ответил Виталька и поспешил сменить тему.
Говорил он о какой-то ерунде, периодически задумываясь, а потом спрашивая: «На чем я остановился?» Мне было понятно, что не теми мыслями, которые Беккер-младший излагал, а совершенно другими была занята его голова, а вот Валерия Павловича поведение Витальки удивило.
– Ты не заболел, сынок? Как себя чувствуешь? – осторожно спросил он.
На лбу у Витальки выступила легкая испарина, и на самом деле можно было подумать, что он болен.
– Все в порядке, – ответил Беккер-младший и, встав с дивана, пробормотал: – Пойду маме помогу.
Валерий Павлович хмыкнул, пожав плечами в знак недоумения по поводу Виталькиного поведения.
– Я виновата, – вздохнув, пояснила я, решив выставить себя виновницей Виталькиных «странностей».
– Что? – удивленно переспросил Беккер.
– Ну, – замявшись, пояснила я, – я ему вчера отказала.
– Вон оно что! – заколыхавшись от беззвучного смеха, воскликнул Валерий Павлович. – Эх, молодость, молодость!
Я увидела в лице Беккера-старшего какое-то торжество. Может быть, он думал, что его персона является причиной моего отказа Витальке? Я не исключала такой возможности и относилась к ней спокойно. Для меня сейчас совсем другое было куда более важным. Но не стоило будоражить всю семью раньше времени.
Вскоре из кухни донесся голос Витальки, он приглашал отца и меня к столу.
– Мне бы в порядок себя привести... – с ужасом глянув по пути на собственное отражение в зеркале, мечтательно пробормотала я.
Виталька стоял в коридоре у входа в кухню и сочувственно глядел на меня.
– Душ по тебе плачет, – заметил он.
– Угу, – утвердительно покивала я.
– У тебя есть десять минут: мама еще готовит бутерброды.
– Минус пять минут на оценку окружающей обстановки, – удрученно констатировала я и стала осторожно выглядывать на улицу из всех имеющихся на первом этаже окон.
Все вокруг было спокойно. Во всяком случае профессиональный, отработанный за годы работы взгляд не позволял мне в том сомневаться.
– Будь начеку, – сказала я Витальке и напомнила ему об оружии.
Тот, можно сказать, вооружился до зубов и отвел отца в относительно безопасное место в доме, туда, где не было окон, а до входной двери оставалось довольно приличное расстояние, заставил его сидеть в кресле в коридоре, неподалеку от душевой. Рядом с креслом стоял журнальный столик, заваленный
