А потом – незаметно – в мою душу закрался страх – глупый, иррациональный.
В Москве у меня страха не было.
А здесь он появился.
Вопреки всеобщему, широко распространенному мнению, я вовсе не была храброй женщиной, наоборот, я боялась слишком многого. Просто когда-то, в один прекрасный момент, мне надоело бояться, и я решила притвориться храброй. И тогда у меня все стало получаться. Потому что главное – прогнать этот страх и вести себя так, словно на свете нет таких проблем, которые невозможно решить, нет ситуаций, с которыми я бы не справилась…
И теперь мне требовалось вспомнить эту забытую истину и вести себя так, словно я сидела в своем офисе, пила кофе из большой кружки и морщилась, рассматривая план-проект очередного заказчика… Шаповалов словно прочитал мои мысли и повернулся ко мне:
– Дрейфишь?
– Ничуть! – и я вздернула подбородок. – Все нормально.
– Здесь и бояться-то не стыдно, – кратко бросил он. – Война! Тут взрослые мужики седеют за один день и кричат «мама». А ты строишь из себя героиню. Если тебе страшно, так и скажи.
– Обязательно, – я потерлась носом о его ветровку. – Как только начну бояться, скажу. Непременно.
И страх постепенно пропал: я вновь
Город Грозный выглядел таким же белым, чистым и, как ни странно, неживым, как и в первый наш приезд. Может быть, дело было в этой странной, стерильной красоте белых, новеньких, только что отстроенных зданий, широко раскинувшихся площадей и гулких проспектов и сказочных фонтанов? Эта красота резко контрастировала с войной, со взрывами, которые до сих пор гремели на этой земле.
Город изо всех сил старался опровергнуть эту реальность – реальность войны. Но это не получилось…
И повсюду, где мы встречали людей, они бросали на нас быстрые настороженные взгляды, «сканировавшие» по принципу: «свой-чужой».
Из-за этих взглядов мне становилось неуютно, хотелось куда-то спрятаться. Но это было невозможно.
Мы раздобыли «уазик», договорившись с загорелым Мансуром о поездке в Веденский район, и выехали за город. Я подумала, что война – это всегда неожиданность, когда ты не знаешь, в какой момент и где именно бабахнет, и это тягучее ожидание просто непереносимо.
«Уазик» трясло, мы сидели, тесно прижавшись друг к другу. Когда на очередном ухабе нас подбросило, я охнула и ударилась головой о крышу автомобиля.
– Осторожнее, – схватил меня за локоть Шаповалов. – Дорога тут – не подарок. – Я прижалась к нему и неожиданно нащупала в его кармане пистолет. Я вскинула на него глаза. Шаповалов посмотрел на меня без тени улыбки, и я отвела взгляд в сторону, понимая, что любые вопросы сейчас прозвучат глупо.
Мы – на войне.
Мы проехали очередной блокпост, и наш водитель о чем-то кратко переговорил с высоким бородачом. У него было красное загорелое лицо, гортанная речь. Он что-то крикнул нашему водителю, открыл дверь и осмотрел нас, с грохотом закрыл ее.
– Вдруг это бандит? – шепотом сказала я Шаповалову. – И нас сейчас высадят из машины?
– Все может быть. Не волнуйся раньше времени, слышишь, я тебе запрещаю паниковать.
После двух-трех минут ожидания мы двинулись дальше, и я спросила у водителя:
– Мансур! Что-то случилось?
– Нет. Но два дня назад в Элиджи-Ведено были взрывы, и ехать туда небезопасно. Школу взорвали, и еще пару домов.
– Школу?! – я ухватилась за руку Шаповалова.
– Да. Местную. Так ехать дальше или нет?
– Поехали! – я закрыла глаза.
Иногда я открывала их и смотрела в окно. Слева и справа по обочинам тянулись горные хребты. Небо было блекло-голубым, словно выцветшим от жары. «Уазик» в очередной раз подпрыгнул и остановился.
– Приехали! – обернулся к нам Мансур. – Машина забуксовала, бензин кончился. Но мы уже почти приехали. Пешком тут меньше километра. Вон туда. Провести не могу. Должен это хозяйство караулить… Так что извините.
– Мы дойдем. Дорогу я примерно помню, так что проблем нет, – сказала я, выбираясь из машины.
– Прямо, прямо, а потом – направо, – махнул рукой Мансур. – Не ошибетесь…
– Спасибо.
– Счастливо!
Из-за духоты было трудно дышать, дорожная пыль скрипела на зубах.
Мы пошли вперед, и эта чертова пыль вскоре пропитала буквально все: одежду, легкие, волосы. Хорошо бы сейчас принять горячую ванну, это стало бы таким неземным наслаждением! Как там раньше говорили: полцарства за коня? А я бы отдала полцарства или чего угодно другого за ванну с душистой пеной.
Мы шли вперед, практически не разговаривая друг с другом, экономя силы и нервы. Как ни странно, в этой тишине, среди этих безмятежных гор я сильнее всего чувствовала присутствие войны, хотя пейзаж был исключительно мирным. Но сообщение, что вчера тут несколько раз прогремели взрывы, опровергало эту безмятежность, подчеркивая ее обманчивость и иллюзорность.
– Ты хочешь пить? – спросил Шаповалов.
– Хочу. Но – позже. Нельзя останавливаться. Если мы остановимся, я захочу присесть и немного отдохнуть, а нам надо попасть в это село как можно скорее. До наступления темноты.
– Это точно.
В село мы пришли примерно через сорок минут. Оно выглядело вымершим, только где-то тявкнула собака и хлопнула дверь.
– Ты знаешь, где живет эта учительница?
– Помню. Пятый дом слева.
Какое-то время Мадина Дзагоева смотрела на меня, не узнавая. Ее лоб прорезала вертикальная морщинка, и она невольно отступила в глубь дома.
– Вы приезжали к нам! Вместе со своими сотрудниками… и подарили школе компьютеры.
– Да. Сейчас мы только вдвоем. И мы хотели бы остановиться у вас.
– Простите… – она быстро вышла в соседнюю комнату и вернулась через пять минут. – Вы хотите здесь остаться?
– Да, на одну или две ночи. Мне нужно найти одного мальчика, Руслана Аслаева. Помните его?
– Да.
– Он пропал. И никто не знает, где он.
– Я уже не работаю в школе. Уволилась. А о Руслане я ничего не слышала. У него деда недавно убили.
Я посмотрела на Шаповалова, а он – на меня.
– А школу вчера разбомбили, – добавила она.
– Я знаю. – Мы сейчас, если можно, оставим у вас вещи и пойдем искать Руслана.
– Пожалуйста. – Она кивнула: – Идите за мной… Я покажу вам вашу комнату.
Свободная комната оказалась в низком сарае, во дворе. Мы бросили на кровать рюкзак и сумку и вышли во двор.
– Уточни у нее, где живет Руслан, – предложил Шаповалов.
– Я помню. Зрительная память у меня хорошая. Он живет на окраине села. Это на другом его конце.
– Тогда не будем терять время.
В доме Руслана не было. Мы постучали в дверь несколько раз, но ответом была только тишина. Калитка была сломана и хлопала на ветру. На окнах висели старые ситцевые занавески.
– Может быть, зайдем? – предложил Шаповалов.
