– Ваша честь, я прошу вас обратить внимание на это обстоятельство, – обратилась Ярошенко к Волохову.
– Но ведь через две недели Никишина заявила, что это она убила Губанова, – поднял палец Генин. – И лучшего доказательства ее вины нет.
– Я протестую, ваша честь, – сказала Ярошенко. – Вина моей подзащитной еще не доказана, а признание, как утверждает мой коллега, отнюдь не всегда является доказательством вины!
– Протест принимается, признание подозреваемого не является царицей доказательств, – подал реплику судья и ударил молоточком по дощечке. – Вопросы к данному свидетелю еще есть? – спросил он.
– У меня пока нет, ваша честь, – сказала Ярослава.
– Нет, – коротко ответил Генин.
– В таком случае вызывается свидетель Сокольникова Валерия Георгиевна. А вы, Аделаида Анатольевна, зал не покидайте, сядьте на стул в первом ряду.
Морозникова кивнула и поспешно отправилась на место. Я была уверена, что в душе она убеждена, что ее больше не станут, что называется, дергать по этому поводу.
Сокольникова вплыла в зал и встала за кафедру, кокетливо поправив прическу. Она представилась и стала отвечать на вопросы. Она рассказала почти все точь-в-точь, как и мне при нашей первой встрече: что наутро, когда она собиралась уже уходить домой, из больничного бокса вылетела обезумевшая Варвара Никишина и, подбежав к стоявшей рядом с Сокольниковой директрисе, закричала, что Сережа умер. Вся троица, конечно, помчалась туда и обнаружила, что Никишина говорит правду. Начался переполох, о котором все уже слышали, после чего были вызваны «Скорая» и милиция. Потом состоялись похороны Сережи, причем его отцу было решено о смерти мальчика ничего не сообщать.
– А почему было принято такое решение? – подняла руку Ярослава Ярошенко.
– Ой, ну мы же были уверены, что он так и так не приедет! – развела руками Сокольникова. – Я так вообще сказала Аделаиде, что жена не позволит ему чужого ребенка в дом притащить!
При этой реплике Владислав Губанов побледнел. Жены его пока что в зале не было, и, естественно, за ее реакцией я наблюдать не могла.
О себе Сокольникова повторила, что находилась в группе своих подопечных, то есть здоровых детей, и ничего подозрительного не слышала. И что ночью, проходя по коридору, она видела Варвару Никишину, мирно спящую на кушетке.
После этого Валерия Георгиевна накрутила на палец завиток волос, уверенная, что больше к ней никаких вопросов не будет. Однако Ярослава все же спросила – то же самое, что и я когда-то спрашивала у Сокольниковой, и сделано это было для того, чтобы обратить на данный факт внимание судьи:
– И вас не удивило, что человек, совершивший убийство ребенка, мирно отправился спать?
– А меня в ней ничего не удивляет! – махнула рукой Сокольникова. – Потому что я всегда говорила, что она с приветом! Ей вообще не место в детском доме, она психованная! Она один раз на меня набросилась, чуть волосы мне не выдрала!
– Было за что, – неожиданно тихо буркнула Никишина.
– Ой, ладно! – поморщившись, повернулась к ней Сокольникова. – Подумаешь, было! Ничего особенного я тебе не сказала!
– Варвара Михайловна, я вынужден вас предупредить, что вы не можете вставлять реплики с места и перебивать свидетеля, – ровным голосом произнес Волохов. – Но вы можете заявить, что хотите дать показания. Вы не надумали давать показания?
– Нет, – еще тише, но упрямо повторила Никишина, с ненавистью глядя на Сокольникову.
– Валерия Георгиевна, вас также хочу предупредить, что переговариваться с подсудимой не следует, иначе я могу наложить на вас штраф. Это понятно?
– Понятно, – кивнула Валерия Георгиевна. – Извините.
– Скажите, – снова задала вопрос Ярослава, – значит, вы сразу решили, что убийство совершила моя подзащитная. А почему тогда вы не поделились своими подозрениями с милицией?
– А зачем я буду с ними делиться? – фыркнула Сокольникова. – Это их работа, а не моя. К тому же я была уверена, что все равно ее вычислят. Больше-то некому было мальчишку придушить.
– В детском доме, напоминаю, находилась не одна Никишина, – заметила Ярослава.
– Ну, остальные-то – нормальные люди... – привела свой довод Сокольникова.
– Ваша честь, я хочу представить и приобщить к материалам дела заключение судебно-психиатрической экспертизы, в котором Варвара Михайловна признана вполне вменяемой и психически здоровой. – Ярослава поднялась со своего места и передала судье листок бумаги.
– Спасибо, – односложно ответил Волохов. – К свидетелю еще есть вопросы?
Ни у Ярославы, ни у прокурора вопросов не оказалось, и следующим был вызван охранник Точилин.
– Олег Петрович Точилин, зарегистрированы по улице Февральской, 5, квартира 21, все верно? – бесстрастным казенным тоном осведомился судья Волохов.
– Так точно, – по-военному ответил охранник.
– Хорошо. Что вы можете сказать по сути дела?
Точилин заявил, что он ничего не видел и не слышал, так как спокойно нес свою вахту. Много времени его допрос не занял, и охранник уже собирался отправиться на свое место, как вдруг Ярослава Ярошенко спросила совершенно ровным голосом, как и было задумано:
– Вы признаете, что состоите в интимной связи с директором детского дома Аделаидой Анатольевной Морозниковой и в ночь гибели Сережи Губанова распивали с ней спиртные напитки на рабочем месте?
В зале суда повисла такая тишина, что мне казалось, я слышу, как хлопают ресницы у Точилина. Похоже, не было в зале ни одного человека, которого не ошарашили бы слова Ярославы. Даже прокурор Генин удивленно зашуршал своими бумагами, забыв о том, что он может заявить протест. Один Дмитрий Сергеевич Волохов сохранял непробиваемую невозмутимость.
– Мне повторить вопрос? – участливо спросила Ярослава.
– Нет, – наконец выдавил Точилин.
– То есть вы признаете? Вы отвечаете утвердительно на вопрос?
– Нет, – замотал головой Точилин.
– А вот у защиты есть сведения, что Аделаида Анатольевна была в ту ночь в детском доме.
– Ну была, ну и что? – вдруг торопливо заговорил охранник. – Они с Леркой вон водку пили, а я-то при чем? Я на вахте сидел!
– Что-о-о?! – ахнула Аделаида Анатольевна, вскакивая с места. – Ты на вахте сидел? Ты, значит, с нами не пил? И потом, скажешь, ничего не было?
Морозникова явно теряла над собой контроль, на это и был наш с Ярославой расчет – на неожиданность. Самым же интересным было то, что почти одновременно с ней со своего места вскочила и Валерия Георгиевна и громко завопила:
– Да вы что, издеваетесь, что ли? Ты что же, мерзавец, мне голову морочил? Ты же мне клялся, что никого у тебя нет! Это значит, пока я там со стола убирала, вы вон чем занимались?! Да вы... Да вас обоих убить надо! А ты, Ада, вообще мне за все ответишь! За все ответишь! Я теперь молчать не стану, я все расскажу! Подружка называется!
– Так ты что, и с ней тоже? – ахнула директриса, кидаясь к Сокольниковой.
– Так, свидетели! Порядок в зале! – строго постучал по столу молотком судья. – Судебный пристав, вмешайтесь.
Пристав быстро оттащил Морозникову, которая плюхнулась на свой стул и закрыла лицо руками. Зато соблюдать порядок в зале отказалась Сокольникова, которая теперь уже набросилась на Точилина с намерением расцарапать ему лицо. У охранника и самого хватило сил сжать ее руки, но пристав был тут как тут. Он оттащил Валерию Георгиевну в сторону, на всякий случай удерживая ее подальше от Морозниковой. Та, обхватив голову, обмякнув, сидела на стуле. Вдруг она открыла лицо, выискала меня взглядом в зале и выкрикнула:
– Это вот так вы мне отплатили, да? Это для этого я вас наняла, чтобы вы меня тут сдали со всеми потрохами? Может быть, теперь еще и меня в убийстве обвинят? Знала бы, никогда бы с вами не связалась!
Я проигнорировала ее реплику. Да, с одной стороны, конечно, получалось, что благодаря добытым мною
