сведениям Аделаида Анатольевна была изобличена в не очень красивом поступке. Но! Во-первых, формально все это исходило от Ярославы Ярошенко, а во-вторых, по сути, я так или иначе выполняла заказ Морозниковой: я устанавливала истину и пыталась добиться признания невиновности Никишиной, так как сама была в ней уверена. И в конечном итоге, если уж Морозниковой так хочется признать свою сотрудницу невиновной, ей придется потерпеть эти «издержки».
– Ну что, базар прекратили? – спросил Волохов и, не дождавшись ответа ни от одной из сторон, добавил: – Для начала я штрафую каждую из вас на тысячу рублей. И имею право удалить вас из зала суда до окончания процесса. Сокольникова, вам лучше сесть подальше от Морозниковой.
Валерия Георгиевна, метнув злобный взгляд в сторону бывшей подруги, поправила растрепавшуюся прическу и села на другое место, демонстративно достав из сумочки зеркальце и губную помаду.
– Уважаемая коллега, – очнулся наконец прокурор Генин, обращаясь к Ярославе, – а откуда у защиты такие сведения? Кто их может подтвердить?
– Ну, их уже подтвердили сами участники событий той ночи, – она кивнула на троицу Сокольникова – Морозникова – Точилин.
– Я ничего не признавал, – тут же сказал опомнившийся, видимо, Точилин, и решивший теперь откреститься от всего.
– То есть вы не подтверждаете, что в ночь смерти Сергея Губанова вы вместе с Сокольниковой и Морозниковой распивали спиртные напитки на территории детского дома? – уточнил Волохов.
– Не подтверждаю, – упрямо мотнул головой герой-любовник.
– Ваша честь, у меня пока больше вопросов к этому свидетелю нет, и защита ходатайствует о вызове свидетеля Никифорова. Он не был заявлен в начале процесса, но он здесь, вместе со своим педагогом, поскольку мальчик несовершеннолетний.
Морозникова снова вскочила со стула:
– Да как вы можете? За моей спиной! Договариваться о допросе моего воспитанника! Да я... Пока что я еще директор!
Видимо, до нее дошел смысл последней сказанной ею фразы, и ей самой стало от этого нехорошо. Она бессильно опустилась на стул.
– У стороны обвинения есть возражения? – спросил Волохов.
Генин не возражал, и в зале суда появился Андрей Никифоров, выглядевший несколько растерянным и даже испуганным. Он шел в сопровождении одной из воспитательниц детского дома. Я бросила искоса взгляд на Никишину. С лица Варвары Михайловны моментально слетело безучастное выражение, она с ужасом смотрела на своего сына. Андрей Никифоров старательно отводил взгляд.
– Скажите, Андрей, в ту ночь, когда умер Сережа, кто оставался в детском доме? – начала Ярослава.
Подросток молчал, вопросительно посмотрев на директрису, а потом на стоявшую рядом воспитательницу. Та тихо сказала ему что-то успокаивающее.
– Андрей, если вас вызвали в суд, то здесь говорить нужно только правду, – смягчил казенный тон судья Волохов. – Ничего не нужно бояться, с вами ваша воспитательница, никто вас в обиду не даст, нужно только говорить правду.
Никифоров бросил осторожный взгляд на Никишину и тихо сказал:
– С нами оставалась Варвара Михайловна и Валерия Георгиевна...
– А еще кто?
Андрей чуть помолчал и кивнул в сторону Морозниковой:
– Аделаида Анатольевна была и охранник вон тот... Она вообще часто оставалась, когда он дежурил.
Валерия Георгиевна Сокольникова негодующе качала головой, яростно надраивая ресницы кисточкой с тушью.
– И где они были?
– В кабинете у Аделаиды Анатольевны... И Валерия Георгиевна к ним ушла, когда детей уложила. На нашем этаже только Варвара Михайловна оставалась, она все бегала, пыталась Сережку уложить...
– А ты что делал в этот момент? – спросила Ярослава.
– Я просто лежал, пытался уснуть, мне этот Губанов покоя не давал. Я ему даже пару раз врезал, чтобы он заткнулся и Варвару Михайловну в покое оставил, потому что она устала уже. И я спать хотел...
Никишина смотрела на Андрея во все глаза, то сжимая руки, то разжимая их.
– То есть получается, что вы были в палате с Сережей вдвоем, так? – продолжала Ярослава.
И тут Варвара Михайловна не выдержала и вскочила со своего места.
– Хватит! – закричала она. – Хватит уже! Что вы пристали к ребенку, это я задушила Сережу! Я! Я вам уже сто раз сказала!
– Вы, Варвара Михайловна, не сказали правды, и поэтому мы продолжим допрос Андрея Никифорова, – возразила Ярослава и обратилась к мальчишке: – Значит, ты все-таки не спал. Значит, ты должен был видеть, как Варвара Михайловна зашла в палату и якобы накрыла Сережу подушкой. Ты видел это?
Ярошенко в упор смотрела на Никифорова.
– Нет, этого я не видел, – наконец сказал он.
– Я протестую, ваша честь, – заявил прокурор. – У нас имеется заключение, что Никифоров на тот момент был болен и ему прописывали седативные препараты, в том числе феназепам.
– Протест принимается, – кивнул судья.
– Да спал он, спал, – заголосила с места Никишина. – Что вы его слушаете! Андрей, что ты говоришь! Ты же спал! Вот я и разозлилась на Сережку, что он тебе мешает! Вот и накрыла его подушкой.
– Не спал я, – покрутил головой Никифоров. – Я помню, что двинул ему пару раз, и он затих... А потом... Может, это я его и задушил, а наутро забыл все после этих таблеток...
– Андрей, что ты говоришь! – закричала Варвара Михайловна. – Ваша честь, я буду давать показания, я все расскажу! Не убивал мальчишка! Господи! Да кто угодно мог туда пройти в ту ночь!
– Ярослава Игоревна, вы немного успокойте свою подзащитную, и она будет давать показания, – кивнул Волохов. – Или сделать перерыв?
Ярослава что-то зашептала на ухо Никишиной, но та покачала головой. По лицу ее текли слезы, и оно сразу стало казаться еще старше и невыразительнее.
– Я расскажу сейчас, как там все получилось, – заговорила Варвара Михайловна глухим голосом. – Они вот, – она кивнула на разругавшуюся троицу, – к Аделаиде в кабинет пошли. Ну, она часто остается до ночи, все с ним вон милуется... А я что скажу? Дело-то не мое, пусть что хотят делают... А в тот вечер за ними и Валерия увязалась, она вообще любит выпить-погулять. И в тот вечер я видела, что у Аделаиды бутылка есть вина – какого, не знаю, я в этом не разбираюсь. Ну, я думаю, пошли и пошли, я и сама справлюсь. Все проверила, всех уложила, лекарства детям дала, как положено. А тут Сережка... Ну прямо как бес в него вселился, скачет и скачет! И Андрею мешает, и в другие палаты бегает! А тут еще эти, – она покосилась на директрису и ее спутников, – без конца зовут: то им пепельницу поменяй, то за сигаретами сходи... А потом у них и вино кончилось, а продолжить, видно, хотелось. Вот Ада и говорит мне: сходи, дескать, за бутылкой. А за бутылкой идти далековато, это ларек сигаретный рядом, и то, я считаю, нужно убрать, потому что дети все-таки...
Никишина замолчала, вытирая слезы.
– И вы все-таки пошли за водкой? – уточнила Ярослава.
– Пошла, как я Аде откажу? Она сама мне денег сунула.
– Сколько времени вы отсутствовали?
– Минут двадцать, полчаса, – сказала Никишина. – Я, правда, торопилась, переживала, как там дети без присмотра. Да и за Сережку тоже волновалась... Пришла, а в кабинете только Валерка сидит, пьяная уже. Еще стала мне выговаривать что-то, что, дескать, меня за смертью только посылать. Я еще не выдержала и сказала, что у нее дежурство вообще-то. Ну, тут она совсем грубо на меня понесла, я молча бутылку на стол поставила и вышла. Смотрю – по коридору Ада идет, за стенку держится. Видно, плохо ей было. Я еще говорю, может, не надо больше пить? А она только рукой махнула. Пьяному человеку разве что докажешь? А следом и этот тащится, – она кивнула в сторону охранника.
Варвара Михайловна перевела дух.
