он даже поднял, помял в руках и поднес к носу. – Я так и знал. Это хлороформ.
Ну, конечно! Хлороформ! Недаром этот сладкий, приторный запах показался мне таким знакомым! Краска бросилась мне в лицо – как, как я могла не узнать его?! Слишком была оглушена случившейся на моих глазах смертью девушки Риты, другого объяснения нет...
Сейчас же в памяти моментально всплыли строчки из учебника химии, по которому мы, курсанты спецшколы, учили матчасть: «
– Все-таки надо вызвать «Скорую», – сказала я, глядя на Альберта, который снова зашевелился – на этот раз, кажется, более осознанно.
– Не думаю. Даже уверен, что нет. Сейчас он очнется, судя по тому, что парень все-таки не без сознания, дозу он получил небольшую – я предполагаю, что ему облепили лицо пропитанной хлороформом ватой, а когда он обмяк, просто бросили на пол. Еще минут пятнадцать, от силы полчаса – и он будет в порядке. А приезд «Скорой» прямо сюда, на Модную неделю, – это все-таки ЧП, не говоря уже о том, что для «Кассиопеи» это вообще крах. Здесь не принято начинать первый выход на публику со скандала. Нет, Женя, нет! Никакой «Скорой»! И Ирина, я уверен, со мной согласится.
– Ты что, думаешь, нападение на Альберта – это попытка скомпрометировать Дом моды Ирины Акуловой?
– А ты что, думаешь иначе? – удивился Игорь.
Я не ответила ему, продолжая наблюдать за Альбертом. Парень действительно начал приходить в себя. Движения его становились более точными, в снова широко раскрытых глазах появилось осмысленное выражение.
– Я хочу в туалет, – скорбно сказал он минут через пять. Эти пять минут мы трое провели в полном молчании.
Усмехнувшись, Игорь наклонился над Альбертом и помог ему встать. Дизайнер на ногах держался с большим трудом, Игорю пришлось пропустить руку через его подмышки и поддерживать Альберта, словно раненого бойца.
– Женя, я его доведу. А ты иди.
Я удивилась:
– Куда же?
– Найди Аню, пожалуйста. Ирина за нее особенно беспокоилась – наша Анечка иногда бывает такая оторва, за ней нужен глаз да глаз. Я еще ей не звонил, зашел сюда и сразу вот, – он встряхнул повисшего на нем Альберта. Позвони, найди и приведи к машине. Там и встретимся. Наш микроавтобус на стоянке. Не забудь запереть все здесь как следует.
Больше ничего не добавив и ни разу на меня не оглянувшись, Игорь потащил Альберта из павильона. Парень помогал ему, хоть и с трудом, но все же переставляя ноги. Все тверже и тверже.
Проводив их взглядом, я повернулась к раскрытым сундукам и кофрам. Кое-что из коллекции «Кассиопеи» Альберт уже успел развесить-разложить или пристроить на манекены, но большая часть вещей осталась нетронутой. Эх, если бы тут была Ирина – она бы с первого взгляда определила, все ли в порядке! Я же могла только осмотреть коллекцию в поисках изъянов или повреждений: кажется, вандалы к ней не прикоснулись. Ничего не прожгли, не изрезали, все пуговицы на месте, и Светкины вышивки ласкают руки, и замысловато расшитые стразами и блестками ткани мерцают в полумраке павильона.
Немного успокоившись на этот счет, я достала из кармана записную книжку. Еще в аэропорту Ирина дала мне распечатку с мобильными номерами всей нашей группы, теперь этот сложенный вчетверо листок был вложен в мой блокнот. Анечкин телефон был записан в нем последним.
Она отозвалась только через семь или восемь гудков.
– Да! – В трубке слышались чьи-то веселые голоса, разухабистая музыка, хохот и еще множество звуков. – Алеу, говорите, кто эта?
– Эй, ты где?
– А ты кто?
– Я Женя.
– Какая еще Женя?! А! Женя! Служитель Мавзолея! Знаешь что, Женя?! Иди ты на...!
Не успела я опомниться от такого неожиданного и непревзойденного хамства, как Анечка бросила трубку. Противная девчонка! Только твоих вывертов нам всем сейчас и не хватает!
– Аня! – сдерживая себя, строго сказала я, когда снова дозвонилась до Моховой. – Немедленно сообщи мне, где ты находишься!
– Женя, иди ты знаешь куда?! – снова сказала она в той же интонации.
– Мои возможные маршруты мы обсудим с тобой как-нибудь попозже! Немедленно говори мне, где ты есть, если не хочешь, чтобы Ирина Михайловна сняла тебя с показа и первым же самолетом отправила обратно в Тарасов!
– Сперва ты меня найди, тетенька! – визгливо крикнула Анька, захохотала и снова отключилась.
Ну погоди же! Во время второго нашего разговора я успела нажать на кнопку встроенного в мой мобильник диктофона и теперь несколько раз пропустила запись, вслушиваясь не столько в Анечкин голос, сколько в «фон» – музыку и посторонние звуки. Судя по всему, там застолье. Я явственно слышала звон бокалов, кто-то возбужденно переговаривался, кто-то пытался подпевать.
Что ж, будем искать.
Я закрыла павильон «Кассиопеи» ключом, который был мне вручен Ириной как хранителю коллекции, опустила ключ во внутренний карман и двинулась на поиски малолетки.
В первую очередь подошла к охране – все тот же скучающий верзила, повозившись с компьютером, сообщил мне, что Анна Мохова, которой сегодня был выдан магнитный пропуск, за пределы Гостиного Двора не выходила.
Что ж, будем искать в самом здании.
Не так уж это оказалось сложно. В первую очередь потому, что я узнала музыку – Анечка хамила мне под мелодию Майкла Галассо к фильму Вонга Кар-Вая «Любовное настроение». Это один из моих любимых фильмов, и именно этот мотив я чаще всего напеваю, когда моюсь в душе. Сейчас он доносился – правда, еле слышно – из-за огороженных черными полотнищами проемов в атриуме, там, где, как сказала сегодня Ирина, располагались гримерки для моделей, которым предстоит выходить на подиум.
Я прошла внутрь.
Откровенно говоря, гримерками эти разделенные пластиковыми перегородками клетушки являлись только с оч-чень большой натяжкой. Заглянув в одну, я увидела там гренадерского роста и свирепого вида девицу, ожесточенно щипавшую себе брови пинцетом, больше похожим на страшный хирургический инструмент; в другой на меня через плечо злобно посмотрела голая девушка, прикладывающая к себе подвенечный наряд; в третьем я застала целующуюся парочку.
И наконец в четвертом – ту, кого искала...
Румяная от непомерного количества выпитого, с нездорово блестящими глазами, с разметавшимися по спине пепельными волосами, Анечка сидела на коленях у какого-то типа с большой красной мордой и, хохоча, отбивалась от его попыток расстегнуть на ней блузку. В руках у Моховой был бокал с шампанским, пенистая жидкость выплескивалась на ее грудь и брюки мордатого.
А рядом сидели еще двое. Один, жлобской наружности, открывал еще одну бутылку с шампанским, чтобы подлить девчонке в бокал, второй – бородатый – то и дело нацеливал на Анечку огромный объектив фотоаппарата. По его одновременно алчному и азартному лицу было видно, что это самый мерзостный тип из всех фотографов: корреспондент какой-то желтой газеты! Завтра же на подлых страницах этого издания появятся фотографии пьяной пятнадцатилетней модели с бесстыдно торчащими из распахнутой блузки прелестями!
– Ой, кто-о это к нам пришел? – нарочито сюсюкая, обернулся в мою сторону тот, кто держал Аню на коленях.
– Еще одна птичка на огонек прилетела! Птичка, поклюешь с нами шампусика? – гостеприимно
