поверьте, милорд.
Кранмер тяжело вздохнул.
– То же самое говорили про Кромвеля и Вулси. Следите за королем, Эдвард, следите ради меня. Подмечайте, кто входит и выходит из королевских покоев, кто нашептывает ему на ухо.
– Непременно.
На некоторое время в кабинете воцарилось молчание.
– Позвольте, милорд?
Я протянул руку и взял со стола архиепископа чистый лист бумаги. Мне хотелось попытаться хоть как-то упорядочить весь этот хаос. Кранмер махнул рукой, давая понять, что не возражает. Я быстро стал писать, остальные в молчании наблюдали. Закончив, я положил лист на середину стола. Мужчины склонились над ним и принялись читать.
ЧАША 1: Гноящаяся рана.
Тапхольм, коттер, радикальный реформатор, оказавшийся грешником. Январь. (Убит в декабре?)
ЧАША 2: Смерть в соленой воде.
Доктор Гарней, врач, радикальный реформатор, сменивший взгляды на умеренные. 20 февраля.
ЧАША 3: Смерть в пресной воде.
Роджер Эллиард, адвокат, радикальный реформатор, сменивший взгляды на умеренные. 25 марта.
ЧАША 4: Смерть в огне.
Преп. Ярингтон, священник, радикальный реформатор. 3 апреля.
ЧАША 5: Смерть от тьмы и великой боли.
ЧАША 6: Пересохнут реки.
ЧАША 7: Великое землетрясение.
– Я думаю, это Годдард, и он действует все быстрее, – проговорил Харснет. – Настоятель Бенсон и Локли что-то скрывают, в этом у меня нет никаких сомнений. Я завтра же займусь ими. Мы должны заключить их в вашу тюрьму, милорд, и подвергнуть допросу с пристрастием.
– Нет, – отрезал Кранмер, – ведь допрос не будет связан с вопросами религии. Мы не можем хватать людей на улицах Лондона и бросать их в застенок, тем более в той атмосфере, какая царит в Лондоне сегодня.
– Кроме того, мы не знаем наверняка, что это Годдард, – вставил я. – Пока не знаем.
– Что вам уже известно о нем? – осведомился Кранмер.
– Если верить свидетельствам тех, кто его знал, он был холодным человеком. Хороший врач, Годдард при этом не особо заботился о своих пациентах. Он весьма болезненно переживал из-за физического дефекта – большой бородавки на носу. Однако из всего, что я слышал о нем, у меня не складывается картины жестокого убийцы.
– Если только он не одержим, – упрямо вставил Харснет.
Воцарилось молчание.
– Если Ярингтон продолжал оставаться радикальным реформатором, он не вписывается в схему, которую вы нам тут изобразили, – заметил Кранмер.
– Я использовал все, что нам пока известно. Возможно, мы чего-то не знаем о Ярингтоне. Если он действительно оставался убежденным реформатором, тогда моя версия о том, что убийца наказывает отступников, оказывается несостоятельной. В противном же случае круг возможных жертв существенно сужается.
– И ограничивается всеми чертовыми радикалистами Лондона, – проворчал Томас Сеймур. – Сколько сотен людей это будет?
– Много, – согласился я и потер ноющую руку.
Лорд Хартфорд взял составленный мною список.
– Откровение говорит, что, когда пятый ангел выльет свою чашу, люди в темноте станут кусать языки от страдания. Это может означать все, что угодно.
Хмурясь, он подергал свою длинную бороду.
– Мне все же интересно узнать, как он собирается осушить реки, что должно произойти после шестой чаши, – насмешливо проговорил Томас Сеймур. – Или устроить великое землетрясение, как после седьмой.
– Он что-нибудь придумает, – заверил я легкомысленного аристократа. – Что-нибудь такое, что подходило бы под эти описания.
Кранмер повернулся к Харснету.
– Вы достигли успехов в поисках Годдарда?
– Еще нет, милорд. Сейчас я тайно навожу справки среди представителей власти Сюррея и Кента.
Архиепископ кивнул и перевел взгляд на меня.
– Мэтью, вы представляете интересы этого мальчика, который находится в Бедламе. Его приходским священником является преподобный Мифон, сосед Ярингтона?
– Да, милорд. Когда вчера юный Кайт забрался на Лондонскую стену, он был там. И Ярингтон тоже.
– Позаботьтесь о том, чтобы за мальчиком как следует присматривали и чтобы он находился подальше от посторонних взглядов.
– Конечно, милорд. Все говорит о том, что главный смотритель Бедлама преднамеренно подстроил его побег, чтобы избавиться таким способом от неугодного ему подопечного. Больше он этого не сделает. Завтра состоятся судебные слушания по иску о надлежащем содержании этого пациента.
Кранмер снова одобрительно кивнул и, бросив взгляд на мою руку, спросил:
– Вы полагаете, преступник преследует вас, пытается запугать?
– Да.
– Только вас одного?
– Похоже на то. Жена Барака тоже пострадала, но, думаю, лишь потому, что она через мужа имеет ко мне отношение. Он хочет, чтобы я отказался от расследования.
Томас Сеймур рассмеялся.
– Вы преувеличиваете собственную значимость. С чего ему вас бояться?
– Не знаю, – ответил я и повернулся к Харснету. – А с вами не случалось никаких неприятностей?
– Нет. Впрочем, поскольку я работаю в Уайтхолле, ему до меня сложнее добраться.
Кранмер устало провел ладонью по лицу.
– Что ж, нам не остается ничего иного, кроме как продолжать охоту. Завтра вновь повидайтесь с настоятелем Бенсоном и этим Локли. Где, кстати, он обитает?
– Возле Чартерхауса.
Сэр Томас нахмурился.
– Милорд, я уже говорил и хочу повторить еще раз: мне очень не нравится, что рядом с леди Кэтрин Парр живет человек, который может быть каким-то образом связан с этими убийствами.
– Она окружена слугами, – с усталой ноткой в голосе откликнулся его брат, – и не укладывается в схему, по которой он выбирает своих жертв. Она искренне верующая, набожная женщина.
– Ярингтон тоже не укладывался в эту схему, но сегодня это не помешало ему сгореть, подобно рождественской свечке.
– Милорд, – заговорил Харснет, – я считаю, что нам нужно немедленно осмотреть жилище преподобного Ярингтона. Церковный староста сообщил нам, что его дом находится всего через две улицы от церкви, и он жил там один, если не считать слуг. Я велел не сообщать им о том, что произошло.
Немного подумав, Кранмер кивнул.
– Очень хорошо. Мэтью, Грегори, отправляйтесь в дом бедного Ярингтона, поговорите со слугами, разузнайте как можно больше о том, как он жил. Возьмите с собой пару моих стражников, и если сочтете нужным задержать кого-то из слуг, хватайте и без особого шума волоките сюда. Мэтью, прежде чем вы уйдете, я хотел бы поговорить с вами наедине.
Остальные вышли, оставив меня один на один с архиепископом.
– Все это ужасно действует на вас, Мэтью?
Я почувствовал, как к глазам подступают слезы. Что ни говори, архиепископ умел играть на струнах человеческой души.
