– Да, – ответил я.
– Потому что одной из жертв стал ваш близкий друг, а теперь убийца преследует вас и насмехается над вами?
– Да. А еще потому, что прежде я никогда не видел такой… такой жестокости.
– На меня это тоже давит. Мне пришлось повидать много, даже слишком много людей, убитых из-за политики. Но тут совсем другое. Я чувствую: этот человек наслаждается тем, что делает.
– Мне тоже так кажется.
– Разве можно творить подобные зверства и при этом думать, что выполняешь волю Господа?! – Кранмер уже почти кричал. – Разве это не богохульственная насмешка над верой, вдохновленная самим дьяволом? Грегори Харснет думает именно так.
– Не знаю, милорд. Я стараюсь не особенно задумываться над этим.
– Умереть в огне… Как это ужасно! Убеждая еретиков покаяться и отречься от своих богопротивных заблуждений, я пугал их костром: рассказывал, как от жара съеживается кожа, как плавится и скворчит в огне человеческий жир.
Он закрыл глаза и тяжело вздохнул.
– Я бы спас их, будь на то моя воля, но король всегда ратовал за самые строгие наказания. Раньше он преследовал католиков, но нынче все больше разворачивается к старым верованиям. Католицизм без Папы.
Архиепископ помолчал, а потом впился в меня взглядом и спросил:
– Скажите, вы сможете вынести тяготы, выпавшие на вашу долю в связи с расследованием убийств?
– Да, милорд, я поклялся отомстить за своего бедного друга и сдержу слово. Я найду в себе и мужество, и силы.
Кранмер устало улыбнулся.
– Значит, и мне придется. Кэтрин Парр тянет время, не давая королю ответа, вы знаете? Она напугана, бедняжка, и это неудивительно, учитывая, что прошел всего год с того дня, как Кэтрин Говард взошла на плаху. И все же я должен просить друзей леди Кэтрин убедить ее принять предложение короля – ради влияния, которое она сможет оказывать на него.
– Ей будет грозить опасность.
– Да, – не колеблясь, ответил он, – но с этим сталкиваемся все мы во имя истины Господа нашего Иисуса Христа. Страдая за нас, он пошел на еще более ужасные мучения.
Некоторое время архиепископ сидел молча. Он был испуган и опечален одновременно. Наконец он решительно проговорил:
– Развяжите этот узел. Найдите его.
И взмахом руки отпустил меня.
Барак и Харснет ждали меня в коридоре. Харснет, нахмурившись, ходил взад-вперед, а Барак сидел на стуле, нервно подергивая ногой. На его лице читались нетерпение, злость и страх. Харснет с любопытством посмотрел на меня, ожидая пояснений, но я ограничился двумя короткими фразами:
– Архиепископ хотел перекинуться со мной парой слов относительно убийств. Они не дают ему покоя.
– Он тоже ощущает в этом присутствие дьявола?
– Он не знает, и я тоже. Пустопорожние домыслы нам не помогут, – резко добавил я и повернулся к Бараку. – Идем. Мы отправляемся в дом Ярингтона.
Мы вышли, и к нам присоединились двое охранников из дворцовой стражи – рослые парни в шлемах и с мечами у пояса. Резиденция архиепископа нуждалась в охране не меньше, чем жилище любого другого высокопоставленного государственного деятеля.
Спустившись к причалу, мы погрузились на персональный бот архиепископа, который отвез нас обратно в город. Сойдя на берег, мы дошли до церкви Ярингтона по темным и опустевшим с наступлением комендантского часа улицам. Констебли поднимали фонари, чтобы осветить наши лица, и кланялись, увидев дорогую одежду и вооруженных стражников.
– Я чуть не обделался со страха, когда увидел горящего человека, – признался Барак. – Бедняга пылал, как свеча, и поначалу я всерьез подумал, что его подожгла какая-то сверхъестественная сила.
– Это был рыбий жир, – резко ответил я, – а домыслы по поводу всякой чертовщины не помогут нам продвинуться вперед.
Мы дошли до церкви – пустой, молчаливой, с темными окнами – и двинулись дальше. Вскоре перед нами предстал дом приходского священника, стоявший в аккуратном, ухоженном садике. Харснет громко постучал в дверь. Окно осветилось изнутри, будто кто-то там зажег свечу, и из-за двери послышался испуганный мужской голос:
– Кто там?
– Мы пришли по поручению архиепископа Кранмера, – ответил Харснет.
Звякнул отодвигаемый засов, дверь открылась. На нас смотрел низенький пожилой человечек. Его редкие седые волосы торчали в разные стороны, ночная рубашка была наспех заправлена в штаны. При виде стражников его глаза округлились.
– Что-то случилось с хозяином? – испуганно спросил он. – Боже мой, надеюсь, он не арестован?
– Нет, – отозвался Харснет, – дело в другом. Ребята, вы останьтесь здесь, – велел он стражникам и прошел мимо старичка в маленькую переднюю, откуда вели несколько дверей и лестница на второй этаж. – Вы его слуга?
– Я Тоби Уайт, сэр, его управляющий. Так что же…
– Почему вы решили, что его могли арестовать? – резко спросил Харснет.
– Говорят, Боннер арестовывает всех божьих людей, – ответил управляющий чересчур поспешно.
Этот Уайт мне не понравился, он выглядел каким-то скользким, неискренним.
– Кто еще живет в доме?
Слуга замялся. Его взгляд перепрыгивал с Харснета на меня и обратно.
– Только мальчик, но он спит в конюшне.
– Боюсь, у меня плохие новости, мистер Уайт, – сказал Харснет. – Сегодня вечером вашего хозяина не стало.
Брови старика полезли на лоб.
– Не стало? Я не знал, где он находится, уже стал волноваться, но… Он что, умер?
– Убит. Когда вы в последний раз видели его?
Управляющий смотрел на нас изумленным взглядом, словно не веря собственным ушам. Наконец он заговорил:
– Вчера вечером он получил какое-то письмо, прочитал его и сказал, что должен встретиться с другим священником, но не сообщил, где будет происходить встреча.
– Где письмо?
– Хозяин забрал его с собой.
Харснет посмотрел на меня.
– В точности как доктор Гарней и ваш друг.
Он снова повернулся к дрожащему слуге.
– Вы знали, что сегодня вечером он должен был присутствовать на торжественном открытии церкви?
– Да, сэр. Я решил, что со встречи он отправился прямо туда.
Несколько секунд Харснет размышлял. Я заметил, что Уайт украдкой метнул быстрый взгляд в сторону лестницы.
– Вероятно, нам следует осмотреть дом, – предложил я.
– Здесь никого нет, – быстро сказал управляющий. – Только я один.
– Если ваш хозяин хранил запрещенные книги, то нас это не интересует, – успокоил его я.
– Нет, но…
Харснет подозрительно посмотрел на старика.
– А ну-ка дайте мне вашу свечу, – приказал он тоном, не терпящим возражений.
