щели возникло худое лицо Кантрелла. Он близоруко смотрел на нас через толстые стекла очков, отчего его глаза казались огромными.
– Ах, сэр, это вы! – с облегчением произнес он.
Кантрелл открыл дверь шире. Я опустил глаза и увидел, что в руке он держит длинную палку, на конце которой было темное пятно, похожее на запекшуюся кровь.
– На меня кто-то напал, – сообщил он.
– Мы можем войти? – вежливо осведомился я.
Поколебавшись, он распахнул дверь и впустил нас в дом. В нос мне опять ударил кислый запах грязи и запустения.
Кантрелл провел нас в гостиную с голыми стенами. На столе стояла деревянная миска с остатками чего-то жирного, рядом лежала потемневшая оловянная ложка. Окно, выходившее во двор, было разбито, а на полу валялись осколки стекла.
Кантрелл уселся на жесткий стул и уставился на нас. Мы тоже сели за стол. Я старался не смотреть на грязную тарелку, тем более что от моего внимания не укрылся крысиный помет в углу комнаты.
Выражение лица Кантрелла было напряженным и жалким, на лбу, под грязными светлыми волосами, высыпали прыщи. Он поставил палку на пол.
– Что вы хотите, сэр? – с беспокойством в голосе спросил он. – Вы нашли доктора Годдарда?
– Еще нет.
– Я рассказал вам все, что знал.
– У нас к вам всего несколько вопросов. Но расскажите, что здесь произошло? Пятно у вас на палке – это кровь?
– Это случилось два дня назад. Ночью мне не спалось. Я услышал звон разбитого стекла. На тот случай, если в дом заберутся воры, у меня возле кровати всегда стоит эта палка.
– Да что здесь красть-то? – воскликнул Барак.
– Воры ведь не знают, что тут ничего нет. Я спустился вниз. Было темно, но я увидел, что окно открыто нараспашку, а в комнате кто-то есть. Это был мужчина. Когда я вошел в комнату, он просто стоял. Вряд ли он заметил у меня палку. Он что-то сказал, это позволило мне понять, где находится его голова, и я ударил.
– Конец вашей палки в крови. Вы, видимо, ранили его.
– Да, я попал ему точно по голове. Он застонал, скорчился, и я врезал ему еще раз. Тогда он выскочил в окно и заковылял прочь.
– Что он вам сказал?
Кантрелл наморщил лоб.
– Нечто странное для ночного вора.
– Что именно?
– Он сказал: «Вот и твоя очередь настала». Как вы думаете, что он имел в виду?
У меня перехватило дыхание, и с минуту я смотрел на Кантрелла, не в силах вымолвить ни слова. Неужели он едва не стал пятой жертвой убийцы? Наконец мне удалось выдавить:
– Вы сообщили констеблю?
Кантрелл пожал тощими плечами.
– А зачем? На монастырском подворье постоянно случаются кражи. А этот вор больше сюда не сунется. Ему здорово досталось от меня. Надеюсь, он, убегая, свалился в какую-нибудь сточную канаву, – мстительно добавил Кантрелл.
– Не показался ли вам знакомым этот человек? – спросил я, тщательно подбирая слова. – Может быть, что-то в его внешности? Или голос?
Кантрелл вперил в меня свои полуслепые рыбьи глаза.
– Я видел только фигуру, темный силуэт. А что-то разглядеть я могу, если это находится прямо перед моим лицом. Вот даже сейчас, хотя я в очках, ваше лицо для меня всего лишь размытое пятно.
– Он был высоким или низким?
– Довольно высоким. По крайней мере, я целился высоко.
Подумав несколько секунд, Кантрелл добавил:
– А в голосе его и впрямь было что-то знакомое. Резкий такой голос.
– Не мог ли это быть ваш бывший начальник, доктор Годдард? – вкрадчиво спросил я.
Мой собеседник долго размышлял, не произнеся ни слова.
– Вообще-то… вполне возможно. Но зачем… зачем этому старому мерзавцу могло понадобиться нападать на меня в моем же доме? Я не видел его уже три года.
– Он мог знать, что дом вашего отца стоит рядом с аббатством.
– Но… что он натворил, сэр? В прошлый раз вы мне так и не сказали.
В голосе Кантрелла звучали истерические нотки, однако я колебался.
– Можно мне взглянуть на вашу палку?
– А у меня не будет из-за этого неприятностей, сэр? Ведь я только защищался.
– Я знаю. Я хочу всего лишь посмотреть на нее.
С видимой неохотой Кантрелл передал мне палку. Внимательно осмотрев ее конец, я обнаружил несколько волос, прилипших к пятнышку засохшей крови. Волосы были черными.
«Как у Годдарда, – подумалось мне. – И как у неизвестного визитера шлюхи Абигайль».
– Судя по виду палки, вы здорово приложили его. Но раны на голове обычно сильно кровоточат. Вы, вероятно, не столько поранили его, сколько напугали.
Я вернул палку Кантреллу. Его запястья были тонкими – кожа да кости, – и я невольно вспомнил Адама.
– Вы не ответили на мой вопрос, сэр.
Я вздохнул.
– Возможно, лекарь Годдард… душевнобольной.
– Даже если так, с какой стати ему на меня нападать?
Я смотрел на осколки стекла на полу. Кто-то явно выбил его снаружи. Кантрелл почему-то не стал подметать. Может, обладая таким скверным зрением, он боялся порезаться?
– Вы когда-нибудь имели отношение к радикальным религиозным реформаторам? К тем, кто называет себя праведниками?
Некоторое время он молчал, затем повесил голову.
– Это очень важно, поскольку может объяснить причину, по которым на вас напали.
– Когда я был монахом, – заговорил он тихо, не поднимая глаз, словно стыдился, – мой отец стал реформатором. Он примкнул к группе, которая тайно встречалась в доме проповедника, не имевшего официального разрешения проповедовать. Когда после закрытия монастыря я вернулся домой, то только и слышал: «Вы, монахи, получили то, что заслужили, вы отправитесь в ад, если не пойдете истинным путем, ведущим к Богу».
Когда Кантрелл имитировал грубую манеру разговора отца, в его голосе звенела злость.
– Тогда я стал терять веру в старые догматы. Как-то раз я позволил отцу затащить меня на одно из таких подпольных собраний. В этой группе было всего-то с полдюжины человек. Они считали, что должны приготовиться к концу света и что Господь возложил на них миссию найти тех, кого он выбрал, чтобы спасти и обратить. Они были глупы и знали лишь несколько цитат из Библии, подходивших, чтобы подкрепить их сентенции, да и те оставались для них непонятными. Некоторые даже не умели читать. Я же читал Библию годами, поэтому для меня сразу стало ясно: они ничего не знают и не понимают.
– Таких множество, – вставил я.
– На этой встрече не было ничего, кроме пустой болтовни и исступленного бормотания. – Голос Кантрелла зазвучал громче, в нем слышалась злая горечь. – Они твердили, что могут спасти меня, обратив в истинную веру.
Он безнадежно покачал головой.
– Когда я вернулся домой, мой отец был уже болен, и после его смерти я перестал посещать эти сборища.
Кантрелл обвел комнату взглядом.
