Пять поэм

И на твердой воде, обманувшей Мани,

Написал он собаку издохшую. Надо ль
Говорить, как была отвратительна падаль?

В ней кишели несметные черви, и страх
Вызывал у людей этот вздувшийся прах.

Каждый путник расстался б с надеждою всякой
Выпить воду: отпугнут он был бы собакой.

И когда весь Китай этот понял урок,
И о жаждущих скорбь, и насмешки упрек,

То постиг он Мани с его силой искусства
И к Эрженгу благого исполнился чувства.

Почему о Мани вновь слышна мне молва
К к молве о Мани заманил я слова?

* * *

Царь с хаканом сдружились, дней множество сряду
Предаваясь пиров беззаботных обряду.

С каждым днем они были дружней и дружней,
Люди славили мир этих радостных дней.

Другу вымолвил царь: «Все растет в моей думе
Пожеланье: быть снова в покинутом Руме.

Я хочу, если рок не откажет в пути,
Из Китая в Юнан все стоянки пройти».

Так в ответ было сказано: «Мир Искендеров —
Это мир не семи ли подлунных кишверов?

Но стопа твоя всюду ль уже побыла?
А ведь ты всем народам, всем царствам — кыбла,[419]

И куда б ты ни шел, за твоим караваном
Мы пойдем, государь, с препоясанным станом».

Царь дивился хакана большому уму
И за верность его привязался к нему.

От подарков, что слал повелитель Китая,
Царский пир озарялся, как солнце блистая.

Послушанья кольцо в свое ухо продел
Покоренный хакан: обо всем он радел.

И горела душа хана ханов прямая,
Солнце жаркой любви до луны поднимая.

Он бы мог помышлять о величье любом,
Но все более он становился рабом.

Если царь одаряет кого-либо саном,
Должен тот пребывать с препоясанным станом.

На какие ступени ты б ни был взнесен,
Все же должен быть низким твой рабский поклон.

Искендер для Китая стал тучею: нужен
Влажной тучи навес для рожденья жемчужин.[420]

Он шелками иранских и румских одежд,
На которых Китай и не вскидывал вежд,

Создал ханам Китая столь ценные клады,
Что цари всего мира им были бы рады.

Скатертями Хосроев покрыл он весь Чин,