Пять поэм

На челе у китайцев не стало морщин.[421]

Уж твердили во многих краях тихомолком,
Что лишь в Чине одел всех он блещущим шелком,

Царь любил узкоглазых, их дружбой даря,
И срослись они с ним, словно брови царя.

И клялись они все (сказ мой дружен с молвою)
Лишь глазами царя да его головою.

Китайский хакан принимает у себя Искендера

Хакан устраивает пышное пиршество в честь Искендера и подносит ему всевозможные дары. Среди даров быстроногий конь, охотничий сокол и прекрасная тюркская рабыня по имени Нистандарджихан (что значит — «Нет (второй такой) в мире»). Хакан расхваливает свои подарки, а о рабыне говорит: она прекрасна и необыкновенно нежна, обладает силой и смелостью витязя и хорошо поет. Искендеру нравится ее краса, он очарован ее песнями, но вот ее воинские доблести его не привлекают. «Разве можно быть женщине крепче мужчин!» — восклицает он и тут же забывает о рабыне. Отвергнутая красавица льет слезы. Между тем войска двинулись в обратный путь. По дороге Искендер закладывает новый город — Самарканд.

После возвращения Искендера из Китая

Хорошо путешествовать, говорит Низами, видеть чужие страны, разные диковины, но еще лучше быть у себя дома, в родном городе. Искендер спешит домой. По пути к нему приходит правитель Абхазии Дувал и сообщает о нашествии русов (см. словарь — «рус») на его страну и о разгроме Дербента и Берда'а (исторически такое нашествие произошло в 944 г.: Низами в своей поэме соединяет события времени Александра — IV в. до н. э. — с этим, очевидно, хорошо известным ему по местным преданиям нашествием X в. н. э.). Сама царица Берда'а Нушабе — в плену у русов. Дувал молит Искендера о помощи и говорит, что смелые русы, если их сейчас не остановить, будут со временем угрожать и Руму. Искендер обещает спасти Нушабе и изгнать русов.

Искендер прибывает в кыпчакскую степь

Дай мне, кравчий, напитка того благодать,
Без которого в мире нельзя пребывать.

В нем сияние сердца дневного светила.
В нем и влаги прохлада, и пламени сила.

* * *

Есть две бабочки[422] в мире волшебном: одна
Лучезарно бела, а другая черна.

Их нельзя уловить в их поспешном круженье:
Не хотят они быть у людей в услуженье.

Но коль внес ты свой светоч в укромный мой дом,
Уловлю уловляемых долгим трудом.

* * *

Разостлавший ковер[423] многоцветного сада,
Свет зажег от светила, и льется услада.

Тот, кого породил славный царь Филикус,
Услыхав от абхазца, как пламенен рус,

Размышлял о сраженьях, вперив свои очи
В многозвездную мглу опустившейся ночи.

Все обдумывал он своих действий пути,
Чтоб исполнить обет и к победе прийти.

И когда рдяный конь отбежал от Шебдиза
И сверкнул, и ночная растаяла риза,—

Царь оставил Джейхун, свой покой отстраня,
Чтобы в степи Хорезма направить коня.

За спиной его — море: несчетные брони.