Государь поразился: какая видна Здесь покорность веленьям! Безмерна она. Он сказал мудрецу: «Усмиряя все свары, Силе шахов повсюду способствуют кары, Но у здешних владык больше властности есть: Эту кожу велели сокровищем счесть! Из всего, что мое здесь увидело око, Это — лучшее, это ценю я высоко. Если б этой жемчужины не было здесь, Кто б служил тут кому-либо? Это ты взвесь. Ведь иначе никто здесь не мог бы быть шахом. Шах тут — шах. В этом все. Шах тут правит не страхом. Увидав, что сокровищам нету конца, Искендер за даянья восславил творца, И, прославив творца бирюзового крова, Он застольную чашу потребовал снова. Услаждаясь вином, струнный слушая звон, Словно туча весной щедрым сделался он. Тем вождям, что в боях были ловки и яры, И парчи и сокровищ он роздал харвары. Он им золота дал, он был так тороват, Что дарил он вождям за халатом халат. Не осталось плеча, что не тешило взора Алым бархатом, золотом златоузора. Бессловесного жителя дальних степей Царь призвал, — и свободно без прежних цепей Подошел этот мощный степняк однорогий, И царю, как и все, поклонился он в ноги. И смотрел Искендер на врага своего: Непонятное он изучал существо. И немало сокровищ, отрадных для взгляда, Он велел принести и парчи для наряда. Но мотнул головою безмолвный степняк,— Мол, они не нужны, проживу, мол, и так. Он, потупившись, голову бросил овечью Перед шахом: владел он безмолвия речью. Понял все государь: чтобы пленный был рад, Повелел он из лучших отобранных стад Дать овец великану, и принят был дивом Этот дар, и казался безмолвный счастливым. И погнал он овец в даль родимой земли, И с гуртом пышнорунным исчез он вдали. А лужайка полна была мира и блага, И сверкала по чащам, багряная влага, И на душу царя взяли струны права, И блаженно сияла над ним синева. И когда от вина цвета розы вспотели Розы царских ланит и в росе заблестели, Шаха русов позвал вождь всех воинских сил И на месте почетном его усадил.
