Пять поэм

Но внезапно зажегся в руке его камень,
И вдали заструился серебряный пламень.

Светлый ключ отыскался в пристанище мглы,
Как руда серебра меж расселин скалы.

Но водой ли была нить алмазная эта?
Мнился дивный источник сиянием света.

И подобен он звездному был серебру,
Если звезды мерцают, сияя, к утру.

Он подобен был месяцу ночью дремучей,
Если месяц горит, не скрываемый тучей.

Трепетал, словно ртуть, его влажный огонь,
Если ртуть паралитик возьмет на ладонь.

Что могло быть сравнимо с его чистотою,
С чистотой его тою, — такою святою?!

Что могло бы гореть столь же чистым огнем?
Он — вода, он — огонь, — можно молвить о нем.

И у вестника счастьем блеснули зеницы.
Осмотрел он поток, что светлее денницы,

И с коня он сошел, снял одежду, в родник
Погрузился, затем, наклонивши свой лик,

Выпил влаги, светившейся в черной пустыне.
Вечной жизни он был удостоен отныне.

И коня он омыл; дал испить заодно,—
В серебро было чистое влито вино.[440]

Снова сел он в седло, и, вниманье удвоя,
Не спускал он очей с ясных струй водопоя.

Как подъедет Владыка, он молвит ему:
«Вот родник вечной жизни, пронзающий тьму»,

Но едва от ключа взор отвел он устало
И затем оглянулся, — потока не стало.

В мысли Хызра мелькнуло — он знал обо всем:
«Не дано Искендеру узреть водоем».

Не от страха пред Властным, а следуя року,
Скрылся он от царя вслед благому потоку.

Но меж древних румийцев другие слова
Обо всем происшедшем сказала молва.

Говорили, что с Хызром — он ехал далече —
У ключа был Ильяс. Так вещали о встрече:

У источника встретясь, за Хызром Ильяс
Тотчас спешился. Взяв свой дорожный припас,

Оба вскрыли сумы, как и все признавая,
Что с едою приятна вода ключевая.

Вместе с хлебом, что сладостней мускуса пах,
И сушеная рыба была в их сумах.

И один из мужей, воле неба в угоду,
Уронил свою рыбу в студеную воду.

И, жалея о снеди, в нежданной беде,
Он спеша наклонился к алмазной воде,

И, найдя свою рыбу подвижной, живою,—
Был внезапно он вестью пронзен огневою.