Раскинут был ковер велением Хосрова.Пил алое вино на травах он, и, глядь, —Златая роза[122] вдаль уж стала уплывать.Вот солнце в крепости лазоревой на стеныВзнесло свой желтый стяг. Но быстры перемены:Оно — бегущий царь — алоэ разожгло.[123]Раскрыло мрак шатра, а знамя унесло.И под гору оно коня, пылая, гнало,Мечами небосвод, ярясь, полосовало.Но, ослабев, ушло, ушло с земли больнойИ свой простерло щит, как лотос, над водой.В селении Хосров потребовал приюта.Для пира все собрать пришла теперь минута.Он тут среди друзей ночную встретил тень,Пил яркое вино, ночь обращая в день.Под органона гул — о, звуков преизбыток! —Пил аргаванный он пурпуровый напиток.Во фляге булькал смех. Была она хмельна.И сыну царскому с ней было не до сна.С зарей Хосровов конь — безудержный по нраву —Меж чьих-то тучных трав был схвачен за потраву.А гурский нежный раб,[124] всем услаждавший взгляд,Через ограду крал незрелый виноград.И вот лишь солнце вновь над миром засиялоИ ночи голову от тела дня отъяло, —Уж кое-кто из тех, что носят яд в устах,Умчались во дворец, и там услышал шах,Что беззаконие свершил Хосров, что, верно,Ему не страшен шах, что шепот будет скверный.Промолвил шаханшах: «Не знаю, в чем вина».Сказали: «Путь его — неправедность одна.И для его коня не создана ограда,И раб его желал чужого винограда.И на ночь бедняка лишил он ложа сна,И арфа звонкая всю ночь была слышна.Ведь если бы он был не отпрыск шаханшаха, —Он потерял бы все, наведался бы страха.Врач в длань болящего вонзает острие,А тело острием он тронет ли свое?»«Меч тотчас принести!» — раздался голос строгий,И быстрому коню немедля рубят ноги,А гурского раба владельцу лоз дают, —Сок розы сладостной в поток соленый льют.Оставили в жилье, где пили в ночь охоты,Как дар, Хосровов трон искуснейшей работы.Арфисту ногти — прочь, чтоб голос арфы смолк,А с арфы смолкнувшей сорвать велели шелк.[125]Взгляни — вот древний суд, для всех неукоснимый,Суд, даже над своей жемчужиной творимый.
