Полночь в саду добра и зла

руки Хэнсфорда прикрыли бумажным мешком. Зейлер еще раз позвонил доктору Стоуну и спросил, не может ли тот как-то объяснить полное отсутствие продуктов выстрела на руках Дэнни.

– Нет, – ответил Стоун, – по имеющейся информации не могу.

Кроме отсутствия остатков пороха на руках Хэнсфорда, Зейлера занимала и другая проблема – свидетельские показания самого Уильямса. Со времени последнего допроса прошло почти четыре года, и Зейлер опасался, что мелкие детали могли стереться в памяти подсудимого и на новом процессе он даст противоречивые показания. За две недели до суда адвокат заставил Уильямса заново перечитать протоколы суда. Малейшие расхождения дали бы Лоутону возможность поставить вопрос о доверии к показаниям в целом. Зейлер обещал Уильямсу, что привезет протоколы в Мерсер-хауз днем в субботу, и они вместе их просмотрят. Джим Уильямс позвонил мне в субботу утром и пригласил присутствовать на этом просмотре.

– Приходите на полчаса пораньше, – попросил он, – мне надо вам кое-что сказать.

По виду Уильямса, открывшего мне дверь, я понял: он сознает, что все улики против него – Джим сбрил усы. Собственно говоря, Сонни настаивал на этом еще до второго суда – без усов Уильямс выглядел бы более доступным – но подсудимый отказался, и вот теперь он вынужден был согласиться на умасливание жюри.

Джим сразу перешел к делу.

– Сонни еще ничего не знает, но я решил изменить версию и хочу рассказать, как все происходило на самом деле. Это мой единственный шанс выиграть процесс.

– Вы не говорили об этом Сонни Зейлеру? – спросил я.

– Я расскажу ему все, как только он приедет.

Вот и отлично, пусть Сонни разбирается во всем сам. Не мое это дело – консультировать Уильямса, и я поспешил перевести разговор на нейтральную тему, заметив, что без усов у него более добродушный вид – присяжным должно понравиться. Я выглянул в окно в надежде увидеть Зейлера, но вместо него обнаружил Минерву, сидящую на лавочке.

– Она наводит на кого-нибудь порчу? – поинтересовался я.

– Вероятно, – ответил Уильямс. – Я плачу ей двадцать пять долларов в день и не задаю никаких вопросов.

Вскоре приехал Зейлер в сопровождении секретаря и двух помощников – Дона Сэмюэла и Дэвида Боттса.

Сонни не стал тратить время на вступления и пустые разговоры.

– У нас полно дел, – сказал он, – так что, давайте приступим.

Мы собрались в кабинете Уильямса: Джим уселся за стол, а Зейлер остался стоять в центре. Адвокат был в синем блейзере и красно-бело-черном галстуке «Бульдогов» Джорджии. Глядя на Сонни, я внезапно почувствовал укол жалости – его дело должно было вот-вот рассыпаться, а он, ни о чем не ведая, был полон энергии и нетерпения.

– Итак, Джим, – начал он, – на этом процессе мы столкнемся с серьезными трудностями, и я не хочу дать Лоутону шанс запутать вас при перекрестном допросе. Если вы встанете и скажете, что прежде чем застрелить Дэнни, моргнули два раза, он ответит: «Но, мистер Уильямс, не вы ли утверждали на прошлом процессе, что моргнули трижды?»

– Сонни, – прервал его Уильямс, – прежде чем мы займемся этими бумагами, я хочу поговорить о моих показаниях.

– Хорошо, – согласился Зейлер, – но подождите еще минутку. Я хочу вкратце обрисовать положение вещей. Первое: мы не можем добиться переноса процесса в другой судебный округ. Второе: наше ходатайство об опротестовании улик оставлено без внимания. Третье: мы все время безуспешно пытаемся разобраться с этими несчастными остатками пороха.

– Все это мне и так известно, Сонни, – проговорил Уильямс. – То, что я хочу сказать, имеет прямое отношение ко всем этим проблемам.

– Сначала выслушайте меня. Ваши соображения мы выслушаем потом.

В отчаянии Джим сдался и, откинувшись на спинку кресла, скрестил руки на груди. Зейлер продолжил:

– Пару недель назад доктор Стоун признался мне, что не может объяснить, каким образом с рук Дэнни исчезли всякие следы продуктов выстрела. Однако, у него было одно соображение по этому поводу. Он посоветовал мне: «Почему бы вам не поехать в Кэндлеровский госпиталь и не узнать, что делали с телом Хэнсфорда прежде чем взять с его рук соскобы на продукты сгорания пороха? Кто знает, может быть, что- нибудь да выплывет». Он добавил к этому, что чем больше тело двигают, тем быстрее стираются продукты выстрела.

Я поехал в госпиталь и попросил протокол исследования тела Хэнсфорда. Мне дали патологоанатомическое заключение, но оно не содержало ничего нового, мы его уже не раз видели. Однако, сверху оказался подколотым еще один листок, на который я раньше не обращал внимания. Это был формуляр бланка поступления в госпиталь, заполненный сестрой отделения неотложной помощи Мэрилин Кейс. Там есть запись: «Обе руки помещены в мешки в отделении неотложной помощи». Запись возбудила мое любопытство: я навестил Мэрилин Кейс и попросил ее объяснить, что эта пометка может означать. Сестра сказала мне, что это означает, что она надела мешки на руки Дэнни Хэнсфорда, чтобы с них, то есть с рук, не стерлись следы пороха. Сделала она это по просьбе судебно- медицинского эксперта, который специально позвонил в отделение неотложной по мощи. Тогда я возразил: «Позвольте! Полицейские показали, что это они упаковали руки Хэнсфорда в мешки еще в Мерсер-хауз! Вы утверждаете, что на его руках не было никаких мешков, когда он был доставлен в отделение неотложной помощи?» – «Да, именно так, я самолично упаковала руки убитого». Зейлер сиял.

– Вы понимаете, что это означает? – спросил он. – Это означает, что полицейские не упаковали руки Дэнни в мешки, они просто забыли это сделать, а потом лгали, будто сделали все, как надо. Нет, они завернули тело в одеяло и переложили его на каталку, потом каталку отвезли в машину «скорой помощи», доставили труп в госпиталь, отвезли на каталке в отделение, там сняли с него одеяло, и все это время руки оставались голыми и терлись – о рубашку, о джинсы, об одеяло – от этого и стерлись все