котором только что горел свет – и вдруг погас. Эта темнота, возможно, скрывающая что-то в себе, а возможно и нет, давила, трепала нервы и заставяла каждую клеточку тела визжать от страха.
– Сматываемся отсюда! – прошептал Ложкин, в очередной раз озвучив общую идею.
Ребята бросились бежать в начало коридора. В ту же темноту, но подальше от своего класса, поближе к распределительному щиту, то есть свету, и ведущей вниз, к выходу, лестнице. Не выдерживая встречного потока воздуха, огонь зажигалки бился и метался из последних сил, рисуя на стенах блёклые дикие узоры. Подростки бежали уже практически в полной темноте, нарушая гробовую тишину коридора дыханием и шарканьем ног.
И через какое-то время они осознали, что бегут уже слишком долго, ведь коридор должен был давно кончится. Бежавшим первым Пащенко сначала замедлил шаг, а потом остановился вовсе. Огонек зажигалки выпрямился и набрал силу, но всё равно выхватывал из густой темноты максимум два-три метра стены.
– Где этот чертов щит??? – в голосе Пащенко проскальзывали панические нотки, а от недавного желания рассказывать страшные истории не осталось и следа. – Где лестница???
Стена, которая уже давно должна была кончиться, явно не собиралась делать этого, уходя из освещенного круга дальше, в пугающую темноту.
Все остановились, но никто не смел обернуться назад, хотя мышцы спины чуть ли не сводила судорога от жуткого предчувстия, что там, сзади кто-то есть.
– Может, нам просто показалось, что мы много пробежали? – сказал Звягин, не очень веря своим же словам, да к тому же обнаружив, что у него так пересохло во рту, что язык прилипает к зубам.
Они прошли еще метров пять, миновали ведущую в класс дверь, но до щита и лестницы так и не дошли.
– Такое разве может быть? – то ли у своих спутников, то ли у темноты спросил Пащенко.
– А вы разве не слышали, что творится в городе? – вопросом на вопрос ответил Судаков. – Чертовщина, это еще мягко сказано!
– Но как стена может вдруг стать длиннее, чем она есть на самом деле???
– А как в город могут поступать теле – и радиосигналы, а выходить нет? – еще раз вопросом ответил Судаков.
– Ну и долго нам идти по этому треклятому коридору?
– Так вот и лестница!
Посмотрев вперед, на призрачной границе слабого света и густой темноты, все увидели очертания широких стеклянных дверей лестницы, а, пройдя еще пару шагов, различили на стене контуры крышки распределительного щита. Почти подбежав к ней, Пащенко распахнул ее и, подсветив себе зажигалкой, нашел нужный выключатель.
Вспыхнувшие лампы моментально разогнали изрядно потрепавшую подросткам нервы темноту, но осветили то, чего те не могли видеть мгновенье назад. Во-первых, нормальной длины коридор, который они преодолевали ненормально долгое время, и, во-вторых, закрытые двери в их класс и подсобку, хотя, выходя, их оставили открытыми, и таковыми те были до того момента, как в классе вдруг погас свет.
Это произвело такое жуткое впечатление, что все невольно попятились к ступеням лестницы, и уже собирались броситься вниз, когда Стёпа Судаков заметил:
– А свет-то на лестнице включается на первом этаже…
Все ясно представили, что им предстоит. Сначала спуститься по более-менее освещенной лестницы до второго этажа, пройти мимо черного входа в темную пещеру его коридора, спуститься на первый этаж, куда уже не будет доходить свет с третьего, и найти в кромешной тьме еще один распределительный щит.
– Ну так и идемте! – поторопил всех Пащенко. – Включим свет на втором, а там уже и до выхода недалеко.
Лестница между этажами состояла из двух пролетов. Они быстро миновали их и оказались на площадке второго этажа, куда, к общей радости, доходил свет с третьего, и его даже хватало на то, чтоб различить на стене в начале терявшегося в темноте коридора распределительный щит. И теперь, включив здесь спасительный свет, можно было легко добраться до первого этажа, а там, даже не включая освещение, – добежать до выхода из школы.
Но когда Пащенко двинулся к распределительному щиту, сверху раздался характерный звук переключаемого выключателя и на третьем этаже погас свет.
«Вольво» медленно свернул на ведущую к школе улицу. В нем, кроме Андрея, находились Ольга, Игорь и сержант Ковров.
…Оставив дежурить у дома Судакова его соседей, все остальные вернулись к милицейскому участку, где их ждала выросшая уже до двадцати двух человек толпа близких и родственников пропавших подростков. Лейтенанту Ващуку стоило больших усилий не то что заставить их не спешить и не устраивать общегородскую облаву, а просто связно и членораздельно рассказать о случившемся.
С одной стороны, странность и загадочность исчезновений практически не удивила никого из полностью осведомленных о событиях в Узинске людей. Она точно вписывалась в цепь из ряда вон выходящих событий. Но с другой стороны – поразила всех. Судаков только подтвердил, что всё связанное с его именем несет оттенок нереальности и невозможности, ведь все подростки были похищены из собственных домов, где в этот момент находились все члены их семей, а девушку каким-то неведомым образом похитили прямо с кухни, в которой она находилась вместе с матерью. Её мать, рассказывая об этом, похоже, не верила собственным словам: «Я отвернулась на десять-пятнадцать секунд, не больше… Причем видела выход из кухни, а окна как были, так и остались закрыты изнутри, а дочка исчезла!..»
От самостоятельных поисков подростков их родственников отговорить таки не удалось, но Ващук смог направить их в более-менее организованное русло. Были сформированы несколько групп из четырех-пяти человек, которые отправились на поиски, хотя, как признался Андрею сам лейтенант, в их успех он не верил, разве что в случайный.
И Ващук очень боялся осложнений.
Ведь, похоже, что именно об этом предупреждал их во время своего звонка в участок Степан Судаков. «Вы не мешаете мне, я не создаю проблем вам!».. Скорее всего он хотел, чтоб ему не мешали в обработке его обидчиков.
– Послушайте, лейтенант, – обратился к тому Андрей, когда поисковые группы разошлись, а в участке остались только те, кто участвовал в происходящем с самого начала. – Может мне стоит проверить школу? Сегодня ведь она закрыта и пустует…
– Одному?
– Да вы что!!! Никогда!..
…И вот они подъезжали к школе.
Так как зажигалка уже была погашена, ребята остались в кромешной темноте, слыша громкое эхо от щелчка выключателя и абсолютно не слыша стука своих замерших сердец.
А еще они жутко боялись услышать сверху шаги или просто какой-либо другой звук.
– Сматываемся!!! – Пащенко зажег свою зажигалку и первым бросился вниз по лестнице, за ним гурьбой последовали его друзья.
Это паническое бегство вполне могло обернуться для них переломами конечностей. Слабый огонёк практически не давал света. Даже сам Пащенко не видел ступеней, а что говорить о бегущих следом. Они просто скатывались по темной лестнице, ежесекундно спотыкаясь, цепляясь за перила и друг за друга. А на последнем участке лестницы, там, где она, расширяясь, выходила на первый этаж, перил вообще не было.
Первым не удержался на ногах Пащенко. Споткнулся, словно лыжник, соскользнул по нескольким ступеням и оставшуюся часть лестницы – ступенек семь-восемь – прокатился кубарем, выронив при этом зажигалку, которая погасла и отскочила куда-то в темноту.
Бежавшая следом Света оступилась и упала, но вниз не скатилась, из-за чего Звягин свалился прямо на нее, а об их невидимые в темноте тела споткнулся Вилка и, успев чертыхнуться, придавил их обоих.
Но, несмотря на боль и ушибы, эта тройка единой кучей из трех тел сползла, скатилась на пол первого этажа, где наткнулась на Пащенко.
– Ищите зажигалку!.. – хрипло прошептал тот.
– А где она?
