непонятно. По мнению Сикста V, центр должен был находиться в тылу базилики Санта-Мария-Маджоре на площади Эсквилина (Piazza dell Esquilino) – там, где папа водрузил египетский обелиск. Специально проложенная улица Феличе (Strada Felice, названная так по мирскому имени Сикста V – Феличе Перетти) пересекала площадь Эсквилина по дороге от Санта-Кроче-ин- Джерузалемме к Тринита-деи-Монти и оттуда – к главным римским воротам, Фламиниевым. Начатая при Григории XIII улица Грегориана (нынешняя Мерулана) вела к Сан-Джованни-ин-Латерано, а улица Санта-Мария-Маджоре – к Капитолию. Когда тремя веками позже Италия объединилась, король переехал в Рим и город стали спешно приводить в подобающий столице вид, здесь появилась новая улица – Кавур (Via Cavour), разделившая пополам патриархальный район Монти со всеми его церквушками и живописными закоулками.
Если спускаться по улице Кавур от Санта-Мария-Маджоре к Колизею, то примерно на полпути, там, где улица делает резкий вираж, обнаружится картинно затянутая плющом лестница Борджа (Salita dei Borgia, по мере подъема переходящая в Via di San Francesco di Paola). На вершине ее, по ту сторону арки, проходящей сквозь дворец Борджа, обнаруживается забитая машинами площадь, а в ее западном углу – базилика Сан-Пьетро-ин-Винколи (San Pietro in Vincoli, заложена в V веке, перестроена в XV веке), которую паломники испокон веков почитали за хранящиеся там под алтарем вериги святого Петра (слово 'vincoli' как раз и означает 'узы, путы'), а любители искусств – за рогатого 'Моисея' Микеланджело. Рогатым он стал из-за ошибки в переводе: в оригинальном тексте Ветхого Завета было сказано, что у Моисея, когда пророк спустился с горы Синай, от головы исходили лучи, а в искаженном варианте получились рожки. Вообще же эта грозная фигура должна была венчать собой надгробие Юлия II, которое предполагалось поставить в самом центре базилики Святого Петра – там, где сейчас возвышается балдахин Бернини. Однако доделать надгробие скульптору не дали: его непрерывно отвлекали то на потолок Сикстинской капеллы, то на 'Страшный суд', то еще на какие-то мелкие поручения. Так Микеланджело и умер, не завершив своей самой любимой работы. Фигуры Лии и Рахели (по бокам от Моисея) доделывал уже ученик, что очень заметно, особенно если приглядеться к головам. К фигурам лежащего папы, Мадонны с младенцем, пророка и Сивиллы маэстро вообще не успел притронуться – все пришлось заканчивать подмастерьям.
Впрочем, даже в незавершенном виде монумент затмевает собой все остальное, что можно найти в базилике. Меж тем, тут имеются целых четыре достойных внимания фрески ('Святой Августин' Гверчино в первой капелле справа, 'Снятие с креста' Помаранчо в первой капелле слева, 'Святая Маргарита' Гверчино справа от главного алтаря и 'Освобождение святого Петра' в сакристии) плюс византийская икона конца VII века. Изображенный там бородатый муж в летах, облаченный в длинную хламиду, – это, как ни странно, святой Себастьян, который со времен Возрождения представляется обычно прекрасным обнаженным юношей. Кроме того, напротив 'Снятия с креста' похоронен кардинал, философ и математик Николай Кузанский. Мраморный же пол базилики позаимствован, скорее всего, из находившихся неподалеку терм Траяна. Оттуда, по-видимому, взялась и самая прославленная скульптурная группа во всем Риме – хранящийся в Ватикане 'Лаокоон', о котором написано чуть ли не столько же искусствоведческих трактатов, сколько обо всей остальной античной скульптуре. По крайней мере, нашли его в виноградниках, принадлежавших монастырю Сан-Пьетро-ин-Винколи.
Но главным сооружением в этом районе в античности были не термы, а Неронов 'Золотой дом', Domus Aurea. Современники императора полагали, что грандиозный пожар 64 года он устроил не столько для того, чтобы насладиться зрелищем горящего города, сколько с целью освободить место для нового дворца. Правда, пожить в своей великолепной резиденции Нерон толком не успел: к 68 году, когда августейший артист и поджигатель вынужден был совершить самоубийство, гигантский комплекс еще не был готов, а последующие властители немедленно принялись за его разрушение, чтобы искоренить всякую память о злополучном правлении. В частности, на месте пруда Веспасиан выстроил Колизей. В конце концов от 150 залов осталось только 30, да и те оказались погребены под землей и вновь появились на свет божий только в XV веке, вызвав страшный ажиотаж среди живописцев. Рафаэль, Пинтуриккьо, Бальдассаре Перуцци и компания каждый день спускались на канатах под своды 'Золотого дома' и лихорадочно срисовывали фрески. Именно после этого возникло слово 'гротеск', обозначавшее росписи в стиле тех, что были найдены в 'пещерах' (grotte) на холме Оппий. С тех пор, увы, почти все фрески успели исчезнуть – о них можно судить только по тем самым рисункам. Сейчас, спустившись в 'Золотой дом', удается увидеть лишь череду сводчатых помещений внушительного (хоть и несравнимого, скажем, с термами Каракаллы) размера. Подчас попадаются фрагменты мифологических сцен, геометрических узоров или лепнины, но без объяснений разобраться в них трудно, поэтому лучше все-таки взять в кассе за €2 аудиогид. Единственное, что действительно производит сильное впечатление, – это гигантский восьмиугольный зал (по всей видимости, трапезная), куда через отверстие в куполе до сих пор проникает дневной свет.
Вокруг улицы Национале
Идущая от площади Маньянаполи (Largo Magnanapoli) до площади Республики (Piazza della Repubblica), то есть фактически от форума Траяна до терм Диоклетиана, улица Национале (Via Nazionale) – римский аналог Нового Арбата: помпезная, загазованная магистраль, прорезанная по живому и заслуживающая прощения разве что из-за пары полезных магазинов. Единственное, что тут сохранилось от старых, дообъединительских, времен, вросшая в землю церковь Сан-Витале (San Vitale, основана в v веке, перестроена в IX и затем в XII). Но на фоне грузного Выставочного дворца (Palazzo delle Esposizioni) ее серый романский фасад с портиком совершенно теряется.
Зато по сторонам от Национале осталось множество нетронутых закоулков, где можно вполне приятно проплутать пару часов. Начать хотя бы с площади Маньянаполи (Piazza Magnanapoli) – круглого островка с пальмами и остатками сервианских стен на фоне пары ренессансных церковных фасадов и обрубка средневековой башни Милицие (Torre delle Milizie, XIII век). В старину в Риме принято было считать, что именно с ее вершины Нерон любовался пожаром, распевая арии о крушении Трои. На самом деле башня возникла веков через десять после Неронова пожара, зато до землетрясения 1349 года она была раза в полтора выше. Крутой лестничный пролет за башней венчает беломраморная церковь Санти-Доменико-э-Систо (Santi Domenico e Sisto), авторство которой приписывают то Виньоле, то Джакомо делла Порте. Если удастся попасть внутрь, взгляните на главный алтарь (его, равно как и первый алтарь справа, проектировал Бернини), а главное – на 'Мадонну с младенцем' над третьим алтарем слева (ее приписывают Беноццо Гоццоли, автору волшебного 'Шествия волхвов' во флорентийском палаццо Медичи-Риккарди).
От подножия лестницы уходит вправо улица под названием Салита-дель-Грилло (Salita del Grillo). Cлева у нее – палаццо Грилло (palazzo del Grillo), дворец эпохи рококо, чей владелец прославился тем, что расстреливал камнями из окна всех проходивших мимо евреев. Целиться было легко: по указу Павла IV Карафы, загнавшего иудеев в гетто, все они должны были носить желтые шапки. Поскольку место в ту пору (XVIII век) было весьма оживленное, то в мишенях недостатка не было. Слева же простираются остатки форума и рынков Траяна, в которые встроен (и из которых выстроен) Дворец мальтийских рыцарей (Casa dei Cavalieri di Rodi, XII век). После Второй мировой войны это здание,