И пошла не оглядываясь.
До Огхойи я быстро добралась, ещё до захода, успела в городские ворота войти. И каким же мне огромным и пустым мой дом показался! Прямо хоть складывай суму и прочь иди, новую судьбу искать.
Но мне новую искать было нельзя, мне старую надо было до конца довести. И потому покопалась я в припасах, поставила вариться бобовую похлёбку и пошла в книгу записывать всё случившееся. Сама не понимала, зачем время трачу? Для кого пишу?
Как не станет меня, так и не найдут книги мои, на чердаке надёжно укрытые. А коли и найдут, то сожгут не разбираясь. Потому что до сухости в горле, до рези в животе чуяла я свою скорую судьбу. И одному лишь радовалась, что оба они, и Алан, и мальчишка, не догадались, что я задумала. А то бы не отпустили… и не драться же с ними.
Пошла я по соседям, послушала новости. Легион-то, оказывается, поспешал. Ещё к полудню в Огхойю вошёл, а только к завтрему ждали. Обосновались в городских казармах, да и за стенами лагерем встали. Начальствующий, светлый держатель Аргминди-ри, городского главу к себе сразу затребовал, да начальника стражи, да писцов из Налоговой Палаты и из Карательной. Долго совещались о чём-то. После на рыночной площади глашатай орал, мол, кто укажет, где какой беглый смутьян скрывается, то за каждую голову по дюжине докко. А кто самого Хаонари выдаст, тому дюжину дюжин.
Аргминди-ри? Я и не припомнила его сходу. Потом уж в книгах порылась, отыскала запись.
А утром, едва солнце над крышами выкатилось, пришла за мной моя судьба. Не городские стражники, тех-то я всех знаю, а из легиона. Бронзовые панцири до блеска надраены, прям как зеркальце моё, на плечах короткие копья для ближнего боя, на поясах мечи, вроде того, каким разбойник Худгару вертел. Дюжина их была, и с ними — усатый дюжинник пожилых лет.
Простучал рукоятью меча по воротам.
— Чего надо? — сухо спросила я.
— Надо нам ведьму городскую, почтенную госпожу Саумари, — твёрдо ответил дюжинник.
— Это, значит, меня, — ухмыльнулась я, отодвигая засов.
— Прощения прошу, почтенная Саумари, но только срочно тебя требует светлый держатель Аргминди-ри. Велено доставить. А за дом не беспокойся. Ты и ты, — ткнул он пальцем в двоих воинов, — охранять. Чтоб ни одна сволочь и близко не подошла!
Думала я, в узилище здешнее потащат, но повели меня в дом городского головы, где обосновался начальствующий над легионом со своей свитой.
— Что, Аргминди, опять гнилой кашель мучает? — спросила я, когда навстречу мне шагнул светлый держатель.
Да, не знай заранее, и не узнала бы. Тогда, дюжину лет назад, это был хилого сложения мальчик с бледным лицом и тонкими губами. На вид ему я бы и десяти не дала. Сейчас — крепкий молодой воин, на загорелом лице выпирают острые скулы, мышцы на плечах бугрятся, чёрные волосы перехвачены алой ленточкой, знак принадлежности к государеву роду.
— Здравствуй, тётушка Саумари, — кивнул он мне. — Благодарность богам, с тех пор ни кашля кровавого, ни другой какой хвори. Ты можешь сесть, — сильная рука указала на сложенную вчетверо медвежью шкуру.
— Если всё у тебя хорошо со здоровьем, то зачем же я тебе потребовалась, господин? Или тебе погадать, приворожить, порчу снять?
Я криво улыбнулась. Оба мы понимали, что не за тем меня сюда привели.
Аргминди-ри помолчал, пожевал губами — столь же тонкими, как и тогда, в дни стылой луны Мокродуй, когда возле ворот моих остановилась целая процессия — вооружённые всадники, рабы, крытые носилки.
Случайность. Проездом через Огхойю как-то странствовал один столичный вельможа, подцепил у нас серую лихорадку, я его выходила, получила серебро — и думать о нём забыла. А он, оказывается, помнил, и теперь по его совету ко мне, великой целительнице, привезли внучатого государева племянника. Не нынешнего, Уицмирла, а ещё старого государя, Омнасидха. Столичные лекаря ничего не могли поделать с гнилым кашлем. Советовали не скупиться на жертвы богам.
Целую луну был у меня сиятельный ребятёнок в доме, и с ним — истеричная мать его, и рабы, и домочадцы, и воины охраны, и вообще непонятно кто. Сама не знаю, как я эту сумятицу выдержала. Но ничего, справилась, отпоила мальца горными травами, выкупала в ваннах грязевых, извела гниль в лёгких. Заплатили неожиданно мало, я на большее надеялась. Ну да не те посетители, с кем торговаться можно.
— Тётушка Саумари, — волнуясь, начал Аргминди-ри, — тут дело-то какое.
Неприятное дело, да… Говорят, в доме твоём долгое время жил некий странник, который до того ходил по землям Высокого Дома и учил о неком неведомом доселе боге. А здесь, в Огхойе, свёл он знакомство с рабом Хаонари, который припал к новой вере и потому поднял рабский бунт. Кровь пролилась, много крови. Это правда?
Ну вот, всё как и ожидалось.
— Смотря что, господин, — усмехнулась я. — Что разбойник Хаонари пролил немало крови, и по большей части безвинной — то несомненная правда. Что за луну до того попросил меня о помощи израненный путник — тоже правда. А вот всё остальное…
Встречался ли тот человек с Хаонари, я не ведаю. Не было меня в те дни дома, далеко на севере я была, к больному лежачему вызвали. Конём вот за лечение наградили… Уже когда вернулась, то разговоры такие услышала, а много ли в том правды…
— Как же ты оставила дом на незнакомого тебе человека? Ты же умная женщина…
— Ну, человек он вроде как неплохой мне показался, да и не прогонять же, раны его не до конца зажили. Вот представь, дюжину лет назад я бы выставила тебя недолеченным. Смешно?
Мы оба посмеялись, представив, что бы из того вышло.
— А, между прочим, не смешно, — я судорожно вздохнула. Пора было начинать мою задумку. — Чем ты лучше того странника?
Аргминди-ри сильно удивился, но сдержал возглас.
— Но он, этот странник, учил о неком Истинном Боге?
Что ж, вот теперь я удивлю мальчика по-настоящему.
— Всё было с точностью до наоборот, господин. Это я открыла ему глаза на Истинного Бога. Я научила его истинам веры. Ибо знай, Аргминди-ри, что боги Высокого Дома — суть ложные боги. Это всего лишь духи, присвоившие себе неподобающее имя. А Истинный Бог, Создатель мира, один. Он создал всё — и людей, и духов, и всякую живую тварь. И поначалу, в первые дни творения, люди знали Его, видели Его лицо. Но потом ворожба тёмных духов затмила их сердца, и мало-помалу забыли они Его, и поклонились богам, которые на самом деле служебные духи, изменившие своему Господину…
Поначалу я боялась улыбнуться — тогда всё пошло бы насмарку. Мне необходимо было выглядеть предельно серьёзной. Глаза мои должны пылать, а голос звенеть тоном «белая звезда». Но, вслушиваясь в себя, я поняла, что боялась зря. Кажется, поймала то, что наставник Гирхан называл нитью. «Ты, девонька, когда изображаешь кого, — глуховато говорил он, — верь, что так оно на самом деле и есть. Слови нить своей игры. Только помни при том, где игра твоя, а где ты…» — Что с тобой, тётушка Саумари? — светлый держатель подошёл ко мне и озабоченно потрогал лоб. — Уж не лихорадит ли тебя? Что за чушь ты сейчас несла?
— Это не чушь, Аргминди, — спокойно ответила я. — Это правда. Вот уже две дюжины лет, как тайно поклоняюсь я Богу Единому. Это Истинный Бог, и могучий. Его силой творила я чудеса, изгоняла духов, исцеляла больных… тебя в том числе. Да, я до времени таилась, ибо страшно мне было открыто возвестить правду об истинном Владыке миров. Но вот пришёл этот странник, и пожалела я его. Слаб он был телом, но силён духом, и дух его жаждал истины. Я преподала ему начатки веры. И он жадно впитал их, как сухая губка впитывает воду.
— Но как же… — потрясённо протянул Аргминди-ри, — ведь говорят, что он и раньше, ещё до того, как ты взяла его в свой дом, возвещал это безумное учение.
Есть свидетели…
— Свидетели чего? — усмехнулась я. — Что некий человек говорил им что-то, чего они не поняли? С
