редьки… забавно, что здешний овощ хламаззи — это редька и есть… изменившаяся, конечно, за четыре тысячи лет… хотя кто знает, какой была земная редька во времена фараонов…
Тётушка, ясное дело, снова начнёт ругать за самодеятельность, но к её попрёкам Алан уже привык. Были они как перец в пресной скуке исцеления.
И ведь получилось! Боль, конечно, показала зубки, но зубки весьма умеренные.
Голова не кружилось, слабость не грозила опрокинуть на жёсткий глиняный пол. Он вполне удачно доковылял до крыльца и гордо сел наслаждаться заслуженным теньком.
— Выполз, значит? — непонятно откуда взялась тётушка Саумари. Оглядела его снизу вверх оценивающе — не поразить ли громом ведьминого гнева, — но сдержалась. И сама села рядышком.
— Что ж ты так? — только и сказала горестно. — Раны не затянулись как следует, рёбра не срослись…
— Мне уже гораздо лучше, тётушка, — возразил Алан. — Почти и не болит ничего, голова не кружится. Наверное, скоро уж мы с Гармаем дальше двинемся. Я рассчитывал до осенней ярмарки в Таораме быть…
— Подождёт твой Таорам, под землю не провалится, — возразила старуха. — Тебе ещё луну лечиться надо. И можно подумать, будто гоню я тебя, так торопишься.
— Да понимаю, что не гонишь, — усмехнулся он. — Небось, и денег-то за лечение не возьмёшь. Редкий ты человек, тётушка Саумари… надо же… ведьма. Опередила ты своё время на великие дюжины лет… Жалко мне будет с тобой расставаться, но ведь я должен… мне надо ходить и рассказывать об Истинном Боге. Это главное…
— Да куда ж ты хилый такой дойдёшь? — скептически хмыкнула тётушка. — Дюжину дюжин шагов разве что… и свалишься в пыль. Если только на мула тебя сажать, — задумчиво протянула она. — Да и к мулу привязывать пришлось бы… не удержишься, особенно коли мул с норовом. Хотя нет, без толку, — старуха повела средним пальцем, что означало здесь отрицание. — Бежать сейчас — только хуже сделать… сразу смекнут, что боимся мы их и никакого средства про запас не имеем.
— Ты о чём, тётушка? — с ходу не понял Алан. — Вернее, о ком?
— Да о гостях наших незваных, — пояснила она. — Красавчиках этих в синих плащах-то… Или, думаешь, приснились они тебе?
— Честно говоря, плохо я помню, что ночью было, — сознался Алан. — Всё как-то в голове смешалось… да и разговор ваш я почти не слышал… в забытьи каком-то валялся. Утром Гармай вкратце рассказал, но очень уж вкратце…
— Бывает, — кивнула старуха. — А дело-то приключилось у нас нехорошее… совсем гнилое дельце…
Она заговорила глухо, делая долгие паузы. И оттого картина выходила только страшнее.
Оказалось, вся здешняя оккультная шпана — волхвы, ведуны, маги, целители и колдуны с колдуньями — уже давно были организованной силой. Имелось некое общество «Синяя Цепь», вполне себе традиционная мафия. «Синяя Цепь» улаживала дела с государевыми чиновниками и с храмами, поэтому практикующие колдуны могли не опасаться неприятностей с властями — что духовными, что светскими. Более того, по догадкам старухи, правительство Высокого Дома могло регулярно пользоваться магическими услугами Общества. Разумеется, колдунам да ведьмам положено было платить в «общак» — соразмерно уровню доходов. Саумари же умудрилась восемнадцать лет прожить в Огхойе, прослыть могучей ведьмой — но каким-то непонятным образом не знать о существовании «крыши». Наставник почему-то не рассказывал ей о «Синей Цепи» — то ли сам не знал, то ли не посчитал нужным. А с коллегами по ремеслу осторожная тётушка предпочитала не общаться, дабы не раскрылся обман. Вот и поплатилась за неведение.
Но куда более странным, по её мнению, было то, что и в самой «Синей Цепи» о ней узнали совсем недавно.
— Это-то и самое поганое, — грустно сказала старуха. — Сдаётся мне, будто их самих это пуще всего беспокоит, а деньги они для отводу глаз требуют. Ну, не так уж чтобы совсем для отводу — хотят меня этими деньгами словить да сломить, деньги-то совсем неподъёмные, даже если я все запасы выгребу, дом продам да долги кой с кого стребую — и то половины не наберётся. Но пораскинула я умом и поняла, что им моё колдовское искусство куда как интереснее. Сам прикинь — ежели ведьма полторы дюжины лет от Общества укрывается, да так, что никто не донёс, даже колдуньи местные… есть тут две бабульки, ворожат помаленьку… Значит, то ли знаю я какое-то особенное волхование, то ли есть у меня бесценная колдовская вещь, камушек какой-нибудь или колечко… и вот старшие над «Синей Цепью» удавятся, а из меня тайну вытрясут. Потому я и думала сперва бежать вместе с вами обоими. На восток бы утекли, там варвары вполне толковые, с ними договориться можно, речь их я малость разбираю. Но потом поняла — никак нельзя.
Ежели побегу — значит, штучка-то у меня с собой. Схватят и выпытывать станут. Из меня, да и из вас с мальцом. А коли тут сидеть — хоть время потянем. Пока они наблюдать за домом будут, подходы ко мне искать… Глядишь, луна или две пройдут, затянутся твои раны, и отправитесь вы с Гармаем дале…
— Тогда тем более нельзя ждать, — Алан опустил глаза. Было стыдно, благородство требовало заявить, что останется со старухой до последнего и будет защищать её от всякой сине-зелёной водоросли, но в Таораме-то ждут… и главное его дело на Объекте — это проповедь Христа, а не защита бабушек… весьма плохенькая защита, надо сказать. То, что случилось ночью… во-первых, нельзя рассчитывать на повторение, чудо есть чудо, им невозможно управлять… а во-вторых, в распоряжении магических бандитов есть и вполне посюсторонние средства. Теперь он куда лучше понимал «завмага» Ирмааладу. Видимо, тот был в Анорлайе чем-то вроде «смотрящего», и более всего ему хотелось сбыть странного пришельца со своей территории. Вполне понятный ход мыслей.
— Почему же? — сухо осведомилась тётушка.
— Да потому что сама посуди — они же нас с Гармаем видели. И наверняка запомнили, какими словами я отгонял их колдовство. Представь, являются они к наместнику и рассказывают, что укрываешь ты опасного смутьяна, который учит о неведомом Боге, что оскорбительно местным богам и может вызвать их гнев… Через двудюженную часть небесного круга сюда являются стражники…
Тётушка поглядела на Алана точно так, как смотрела на Гармая, ляпнувшего что-то совсем уж детское.
— Глупости несёшь. Нет им ни малейшей пользы от доноса. Сам подумай — если наместник даст этому делу ход, то и тебя в темницу, и меня, и раба твоего. А толку от меня в темнице? Им же хочется моей особой силой колдовской завладеть, освоить. А сила — либо во мне, либо в доме спрятана штуковина заветная. Только без меня им нипочём не найти, колдовские штучки, ежели по сказкам да легендам судить, умеют ото всех прятаться, кроме хозяина своего. И остаётся только выпытать… А это вовсе даже несподручно в городской тюрьме делать… для того особые мастера нужны, а не тутошние умельцы с плетьми да ножными колодками.
Наверняка у Общества и свои темницы имеются… да только забрать меня отсюда — дело сложнейшее… у нас в Высоком Доме всё же какой-никакой, а порядок. Это пришлось бы самого государя обеспокоить или кого из ближайших советников его. А на такое лишь самый главный в «Синей Цепи» способен. Значит, эти, вчерашние, должны сразу наверх доложить… а стало быть, вся добыча из рук уплывёт, да и самим поосторожнее ходить придётся… знают слишком много. Нет, Алан, эти сперва сами попытаются всё из меня выдоить. Поначалу, как водится, выждут, чтобы расслабилась я, успокоилась. Потом явятся, грозить станут, прельщать… Это волынка долгая.
— Звучит разумно, — признал Алан. — Но знаешь, часто бывает так, что люди, от которых ждёшь разумных поступков, совершают сущие глупости.
— Бывает такое, — кивнула старуха, — но тут — вряд ли. К тому же если и нажалуются они наместнику, то без разницы, здесь ли ты, утёк ли куда. Укрывала у себя — значит, повинна. На колесо её али на кол…
Трудно было не признать тётушкину логику. По любому выходило плохо.
— Вот и смотри, — продолжала она, — есть у тебя два пути. Или и впрямь ты недолеченный уходишь — и тогда без всякого сомнения в дороге загнёшься. Или остаёшься тут, и мы ждём. Две беды на выбор. Одна несомненная, другая — неведомо ещё, как обернётся. Серединка на половинку. Уж лучше за её хвост ухватиться…
