— Папа, скажи ему, он отдаст.
— Прямо сейчас! Отдаст он! Он помолвку расторгнет. Только намекни, он такую отмочит фамильную честь!..
— Я не подумала.
— Ты вообще не думаешь, то-то и плохо, — заключил беседу мистер Питерc.
Эйлин не заплакала, она плакать не любила, но, при всей своей кротости, обиделась, такие сцены всегда огорчали ее — и, воспользовавшись минутным затишьем, выскользнула из комнаты.
Ей очень хотелось, чтобы ее утешили. Кто же? Джордж Эмерсон? Он может перейти от слов к действиям. Вероятно, он считает, что лучший способ утешения — посадить ее в такси и отвезти в регистратуру.
Тогда к кому же ей пойти?
Перед ней встал образ Джоан Валентайн — сильной, уверенной, веселой, несокрушимой. Она надела шляпку и пошла к ней.
Как ни странно, на четверть часа раньше туда же отправился мистер Джонс.
После бурной, тяжелой сцены приятно перенестись в обитель мира и счастья; и я рад, что летопись наша уводит далеко от мистера Питерса, в курительную комнату Бландинга, известную своим уютом.
Когда Эйлин шла к подруге, в комнате этой находились три человека. Поближе к дверям, в кресле, сидел и читал Фредерик Трипвуд. Неподалеку распластался молодой человек, смотревший сквозь очки в роговой оправе на спинки игральных карт (Руперт Бакстер, бесценный секретарь лорда Эмсворта, недостатков не имел, но пасьянсом баловался). Дальше находился сам граф, тихо куривший сигару.
Книга, которую читал Фредди, привлекала красно-бело-желтой обложкой, украшенной вдобавок чернобородым человеком, светлобородым человеком, безбородым человеком и дамой, состоящей из глаз и волос. Чернобородый человек из каких-то своих соображений привязал даму к сложной машине, светлобородый помогал ему, а вот безбородый, вылезая из люка, целился в них обоих.
Под картинкой была подпись: «Руки вверх, негодяи!», а наверху — надпись: «Феликс Кловли. Похождения Гридли Квэйла, сыщика». Фредди читал с упоением. Лицо его пылало; волосы встали дыбом; глаза вылезли. Он переживал то же самое, что герои.
В наше время всякий, если постарается, найдет словесность, соответствующую его умственному уровню. Серьезные, ученые люди терзали Фредди латынью, греческим и английским, но он с овечьим постоянством отвергал все шедевры, созданные на этих языках, предполагая, что, кончив школу, читать ничего не будет.
Однако он ошибся. Через годы он стал читать о Гридли Квэйле, сыщике. Только Гридли вносил свет в его унылую жизнь, был оазисом в пустыне. Хорошо бы, думал Фредди, познакомиться с человеком, который это пишет…
Лорд Эмсворт курил, прихлебывая виски с содовой, опять курил, опять прихлебывал, и наслаждался миром. Разум его был пуст настолько, насколько может быть пустым человеческий разум.
Левую руку граф рассеянно сунул в карман и пальцы его стали рассеянно играть каким-то небольшим предметом.
Постепенно он понял, что предмет этот какой-то новый — не карандаш, не ключи, не мелочь.
Он его вынул и рассмотрел. Предмет оказался достаточно противным жуком.
— Откуда он взялся? — сказал граф.
Фредди не ответил. Аннабел, героиня, совершенно измоталась — то ее похищали, то сажали в темницу. Гридли Квэйл шел по следу, непрестанно верша суд. Словом, младшему сыну было не до бесед с отцом.
Руперт Бакстер получал деньги за беседы с хозяином, и оторвал взгляд от пасьянса.
— Да, лорд Эмсворт?
— Я тут что-то нашел, Бакстер. Что это, а?
Руперт Бакстер едва не охнул от восторга.
— Великолепно! — вскричал он. — Нет, просто поразительно! Граф с любопытством взглянул на него.
— Это скарабей, — пояснил Бакстер, — по-видимому… смею сказать, я разбираюсь в таких делах… Хеопс четвертой династии.
— Правда?
— Несомненно. Простите за нескромность, вы были у Кристи?
Граф покачал головой.
— Нет-нет, я не мог. Я обещал зайти к мистеру Питерсу, посмотреть… Что он собирает?
— Скарабеев, лорд Эмсворт.
— Скарабеев! Да, их. Помню, помню. Он мне это дал.
— Дал?
— Конечно. Помню как сейчас — рассказывал всякие вещи, а потом дал. Значит, он очень дорогой?
— Бесценный.
— Ой, Господи! Вы подумайте, Бакстер, какие они добрые, эти американцы! Буду хранить, буду хранить, хотя что в нем хорошего? Но дареному коню…
Вдалеке зазвенел чистый голос гонга. Лорд Эмсворт поднялся.
— Уже обед? Как бежит время… Бакстер, вы будете проходить мимо музея. Положите его туда, сделайте одолжение! Вы в них лучше разбираетесь. Только там скользко, я красил вчера стул и немножко разлил краску.
Граф бросил на сына менее приветливый взгляд.
— Фредерик, — сказал он, — иди и оденься. Что ты такое читаешь?
— А? Что?
— Иди и оденься. Бидж звонил в гонг пять минут назад. Что ты читаешь?
— Да так, отец. Книжку.
— Гадость какую-нибудь…
Граф направился к двери. Лицо его снова осветилось.
— Нет, какой добрый человек! — сказал он. — В этих американцах есть что-то восточное…
Р. Джонс разыскал адрес Джоан за шесть часов, что свидетельствует об его энергии и его системе розыска. Вывалившись из кеба, он нажал на звонок; вскоре появилась служанка.
— Мисс Валентайн дома? — спросил он.
— Да, сэр.
Р. Джонс вынул карточку.
— Скажите, по важному делу. Минутку. Я напишу.
Начертав что-то на карточке, он воспользовался передышкой, чтобы тщательно все оглядеть — выглянул во двор, заглянул в коридор и сделал лестные для Джоан выводы.
«Если бы она была из тех, кто вцепится в письма, — подумал он, — она бы в таком месте не жила. Значит, она их сразу выбрасывала».
Да, так размышлял он, стоя перед дверью, и мысли эти были важны, определяя его дальнейшее поведение. Видимо, здесь надо вести себя деликатно, по-джентльменски. Тяжело, ничего не скажешь, но иначе нельзя.
Служанка вернулась и выразительным жестом указала, где комната Джоан.
— Э? — спросил он. — Наверх?
— И прямо, — отвечала служанка.
На лестнице было темно, гость спотыкался, пока путь ему не осветил свет из раскрывшейся двери. У стола, чего-то ожидая, стояла девушка, и он отсюда вывел, что цель достигнута.
— Мисс Валентайн?
— Заходите, пожалуйста.
— Темновато у вас.
