Галли. Горничные, самые мелкие букмекеры — все изливали ему душу, искали поддержки.
— Меня тяжко оскорбили, мистер Галахад.
— Да? Кто же посмел или, точнее, осмелился?
— Такой молодой, а говорит такие слова…
— Неужели Уилфрид?
— Нет, что вы, сэр! Мистер Хаксли.
— А, вон что! Пренеприятное созданье. Хотя мать с ним носится… Поистине, о вкусах не спорят. Что же он сказал?
— Ему неприятна моя внешность, сэр.
— Видимо, очень разборчив.
— Вероятно, сэр. Он сравнил меня с Императрицей. По его мнению, я толще.
Галли не улыбнулся.
— Мало ли что он скажет! Дразнится, и все. Надеюсь, вы окатили его презрением.
— Боюсь, я чуть не дал ему в ухо, мистер Галахад.
— Принесло бы большую пользу, но матери бы — не понравилось. А вообще, плюньте вы на него. Спору нет, вы солидны. Если бы вас выудили из Темзы, газеты бы написали: «… упитанный мужчина средних лет», но что с того? Я вам скорее завидую. Интересно, почему все стыдятся полноты?.. Вот, послушайте. Говорил я вам про Чета Типтона?
— Не припомню, сэр.
— Дядя нашего Типпи. Мы приняли его в «Пеликан». А надо сказать, он был неимоверно толст и решил купить такой пояс, резиновый набрюшник. Затянулся, еле дышит, собирается в клуб, но тут пришел приятель. Поболтали, то-се, и этот Джордж, Джек или Джимми говорит: «Пухнешь и пухнешь! Знаешь что, Чет, купи-ка ты пояс». Теперь он умер, мало осталось пеликанов… Багаж в машине?
— Да, мистер Галахад.
— Что ж, едем. Я хочу покормить Кларенса там, в городе. Который час?
Бидж вынул серебряные часы, которыми его наградили за победу на давешнем турнире. Он очень любил их и не мог взглянуть на них без восторга.
— Ровно десять, мистер Галахад.
— Поторопите-ка эту Ви. А, вот и она! Нет, Сэнди.
Девушка, спускавшаяся по ступенькам, была исключительно приятна на вид. Стан ее был строен, носик — выше всякой критики, волосы отливали тем рыжим блеском, который так нравился Тициану. Но для ценителя красоты все это несколько портили очки в роговой оправе, прикрывавшие пол-лица; и Галли гадал, почему она их надела. Прошлый раз их не было, хотя она могла просто спрятать их в сумочку.
— Привет, Сэнди, — сказал он.
Они были старые друзья, еще с тех пор, когда Александра Каллендер служила у покойного Типтона. Именно он, Галахад, пригласил ее секретарем к отсутствующему брату, надеясь, что тот об этом не узнает. Кларенс, граф Эмсвортский, недолюбливал секретарей.
— Какая-то вы пыльная, — заметил он. — Катались в пыли?
— Убирала у лорда Эмсворта.
— Бедняга!
— Я?
— Он. Не любит, когда убирают.
— Там же страшный беспорядок.
— А вот его он любит. Так уютней. Вижу, вы потрудились. Поневоле вспомнишь шапку из какой-то газеты. Праведный Труд Разгребает Груды Грязи. Дело ваше, вы вроде не жалуетесь.
— Ну, конечно! Мне очень хорошо. Галли, можно, я вам дам посылочку? Вы ее только отправьте.
— С удовольствием.
— Спасибо, — отвечала Сэнди и вернулась в дом. Галли задумчиво смотрел ей вслед, думая о том, что, судя по манере, ей не так уж хорошо. Это ему не нравилось.
При Чете Типтоне она всегда была рада посмеяться, а Бландингский замок явно вогнал ее в уныние. Видимо, что-то ее мучает. Он посмотрел на посылку. Там стоял адрес:
— Странно, — заметил он. — Фамилия редкая. Неужели она как-то связана с моим другом Хоботом? Вы помните Хобота, Бидж?
— К сожалению, нет, мистер Галахад. Он не гостил у нас в замке.
— И то верно. Мы с ним виделись в Лондоне и в его усадьбе, недалеко от Пентворта. Занимательная личность. Каждый год страховал свою жизнь на сто фунтов, а когда врачи его осмотрят, говорил, что передумал. Бесплатная медицинская помощь.
— Очень умно, мистер Галахад.
— А то как же? Один из лучших умов «Пеликана». Может быть, это его сын? У него был, помню, Сэмюэл Галахад. Интересно, почему это Сэнди посылает ему бандероли? Подозрительно! На ощупь…
Он рассуждал бы и дальше, но его прервали. На верхней ступеньке появилось волшебное видение — белокурая девушка такой красоты, что самый толстокожий матрос присвистнул бы. Природа одарила Веронику ровно тем количеством разума, какое уместится в пузырьке, но в остальном — не поскупилась, и мы не удивимся, что Типтон Плимсол говорил о ней с дрожью в голосе.
С нею была ее мать, леди Гермиона, из-за которой не свистнул бы и Дон Жуан. Только эта сестра лорда Эмсворта не поражала величавой красой. В хорошем настроении она походила на кухарку, довольную последним суфле, в плохом — на кухарку, заявляющую об уходе, и в том, и в другом — на кухарку с характером. Полковник Уэдж, ее муж, равно как и дочь, Вероника, беспрекословно ей подчинялись.
Заметив бандероль, она спросила:
— Что это у тебя, Галахад?
— Таинственная посылка, Сэнди просит отправить. Когда она только успевает что-то паковать? Разгребала завалы в кабинете. Бедный Кларенс!
— В каком смысле?
— Ты же знаешь, он не любит прилежных секретарей. Они его мучают. Не дают уклониться от ответственности.
— Мам-ма, — спросила Вероника, — что такое «уклониться»?
Обычно леди Гермиона с терпением отвечала на такие вопросы, но сейчас — не ответила. Зато сказала:
— И прекрасно. Должен кто-то напомнить! Сам по себе он даже на письма не ответит.
Перед Галли сверкнул ослепительный свет.
— Простите, я сейчас, — сказал он и побежал в дом. Сестра смотрела на него, поджав губы. Меньше всего он нравился ей, когда скакал, как горошина на раскаленном совке.
Сэнди была в кабинете. Когда ворвался Галли, она удивленно подняла голову.
— Ну, что, — сказал он, — отсылаете письма?
Она так удивилась, что перестала выпутывать из волос какой-то счет.
— Не понимаю!
— Ладно, ладно, меня не проведешь. Я все знаю. Поправьте, если что не так. Вы собирались выйти замуж за С. Г. Бэгшота и, естественно, души в нем не чаяли. Потом вы о чем-то поспорили — и расстались. Вот твое кольцо, сказали вы, вот духи — а теперь и письма. Правильно?
— Более или менее.
— Значит, отослать?
— Да.
— Все кончено?
— Да.
— Что ж он такое сделал? Откуда вы знаете, что та девушка не его любимая тетя?
— Дело не в девушке.
— Так в чем же? Наступил на ногу? Потерял зонтик? Осудил прическу?
