Том 7. Дядя Динамит и другие

— А констебль побежал за вами?

— Да.

— А вы ему дали в глаз?

— Да.

— Так, все ясно. Вы, насколько я понимаю, как загнанный олень, стремящийся к реке, к потокам вод.[108] Возвращаться в «Герб» нельзя.

— И я так думаю.

— Что там думать! Нельзя, и все. Только суньтесь, и вы — в узилище. Нужно где-то скрыться. Вы рады узнать, конечно, что такое место есть.

Сэм явственно вздохнул.

— Есть?

— Да. На те несколько дней, пока тарарам уляжется, вас приютит замок.

— Что?!

— Замок.

— Вы же говорили, что не можете приглашать гостей!

— Ну и что? Вас пригласит мой брат Кларенс. Сейчас он велит рабам и слугам взять с чердака алый ковер и хорошенько выбить. Да, вы ничего не знаете! Тогда слушайте. Надо вам сказать, что брат очень любит книгу о свиньях. Самое высшее счастье для него — смаковать драгоценные слова, как листики артишока. Должно быть, он знает ее наизусть. Автор — некий Уиппл. Понятно?

— Не совсем. За рассказом я слежу, но…

— Не понимаете, при чем тут все это? Сейчас поймете. Дальше говорить?

— Конечно.

— Захожу к брату, он просто цветет. Оказалось, что ваша Сэнди нашла письмо от Уиппла, тот хочет посмотреть Императрицу. Можете себе представить, как это тронуло Кларенса. Буквально плясал канкан. Дал мне телеграмму, чтобы я ее отправил. Теперь понятно?

— Нет.

— Непонятно, что это решает все проблемы?

— Нет.

— Где живость ума? Ваш отец давно бы все понял. Назовитесь Уипплом — и путь открыт. Редкая удача. Я бы сказал, Провидение. Так и чувствуешь, что о тебе заботятся.

Когда Сэм, который как раз начал новую кружку, прокашлялся и отдышался, он проговорил с некоторым недоверием:

— Галли, вы с ума сошли! Приедет настоящий Уиппл…

— Нет.

— Что — нет?

— Не приедет.

— А как же? Получит телеграмму и…

— Не получит. Вернее, получит сообщение о том, что у лорда Эмсворта корь.

— Ну, хорошо. А вдруг кто-нибудь в замке меня знает?

— Не знает. О чем-о чем, но уж об этом я подумал. Сестра моя Гермиона? Ее муж? Дама Дафна? Типтон Плимсол? Вот видите! Волноваться незачем.

— А Сэнди?

Галли просто ужаснулся.

— Такая хорошая девушка вас не выдаст. Нет, рассердиться она рассердится, но выдавать — не станет. Словом, не вижу ни одной помехи.

— А я вижу. Да я от одной мысли сдохну! Не могу, боюсь. Переночую здесь, повидаю Сэнди и — в Лондон.

Галли вздохнул и покачал головой.

— Что за поколение! Куда ни взгляни — малодушие, трусость, слабость. Любой пеликан кинулся бы опрометью. Значит, не хотите?

— Нет.

— Оказаться под одной крышей с нем?

— Ровно на пять минут. Выйдет эта леди, схватит за шкирку… Я всегда готов на риск, но есть же пределы!

— А если констебль вас тут застукает?

— Будет очень неприятно.

— Ну, вот!

— Но все же лучше, чем пойти к лорду Эмсворту и сказать: «Приветик, я — Уиппл!».

Галли пожал плечами, как пожал бы Наполеон, если бы войска сказали ему, что идти вперед им не хочется.

— Дело ваше, — признался он. — Остаюсь при своем мнении. Что ж, положимся на День открытых дверей.

4

Машина стояла перед замком, поджидая полковника. Сама по себе она была недурна, но не шла ни в какое сравнение с роллс-ройсом, остановившимся чуть подальше. Выйдя, полковник Уэдж осмотрел его почтительным взором.

— Это чей? — спросил он Ваулза.

— Мистера Плимсола, сэр. Полковник очень удивился.

— Мистера Плимсола!

— Да, сэр. Он только что приехал.

Полковник растерянно моргал, пытаясь переварить это сообщение, когда появился сам Типтон с продолговатым предметом в руке, напоминавшим, и не зря, те коробки, в которых ювелиры держат свои изделия.

— А я вас ищу, полковник, — сказал он. — Хочу показать ожерелье, купил в Лондоне. Думал отдать прямо ей, а ее нет. Вот жаль, так уж жаль. — Он открыл коробочку. — По-моему, ей понравится, а? — прибавил он, прекрасно зная, что невеста чувствует себя просто голой без драгоценных украшений. Она стремилась как можно больше походить на люстру.

Полковник ответил не сразу, у него захватило дух. Он не был знатоком, но если уж это ожерелье, как говорится, не влетело в копеечку, просто понять нельзя, что же в нее влетит.

— А… — начал он и запнулся, — а вы это можете себе позволить?

Типтон был искренне удивлен.

— Ну, конечно, — сказал он. — Всего восемь тысяч фунтов. Вам нехорошо?

— Да так, малярия, — выговорил полковник.

— А часто она вас мучает?

— Довольно часто. Р-раз — и приступ.

— Ай-я-я-яй! Неприятная штука.

— Приятного мало.

Оставалась одна надежда: а вдруг письмо еще не послано? Именно об этом думал полковник, не особенно в это веря, когда на верхней ступеньке появился Уилфрид Олсоп.

— Вас к телефону, дядя Эгберт, — сказал он. — Тетя Гермиона, из Лондона. — И полковник быстрее пули кинулся в дом.

— Привет, старушка, — с трудом проговорил он, схватив трубку.

— Эгберт, я приеду послезавтра. Тебя уже не будет, да?

— Я сейчас уезжаю.

— Возвращайся поскорей.

— Хорошо, хорошо. Как там это письмо?

— Какое?

— Вероникино.

— А, это? Ты беспокоился? Совершенно зря. Она очень умная девочка.