— А я и не пью.
— Мымрам пить нельзя.
— Кому?
— Училкам. Я их зову «мымры».
— Лучше называть «учительницы». Хаксли неприятно фыркнул.
— Чему вы смеетесь?
— Тому. Значит, вы — училка! Они вас будут звать «мэм»?
— Отстаньте.
— Или «мисс»?
— Кажется, я вас не задерживал.
Хаксли с этим согласился, но вернулся к прежней теме.
— Узнает, что вы пьете, — выгонит.
— Я не пью.
— Одна мымра выпила шерри — и привет!
— Что ж, это справедливо.
— А я скажу, что вы надрались.
— Я не надрался.
— Дыхните, — предложил Хаксли, завершая полный круг. Уилфрид беззвучно застонал. Ему казалось, что он попал в лапы закона. Он не знал, какую карьеру выбрала для сына дама Дафна, но посоветовал бы ей готовить его к судейской. Даровитый отрок явственно усвоил тон и сноровку, необходимые при перекрестном допросе, когда, выудив из свидетеля рискованные фразы, надо прогреметь: «Должен ли я вывести отсюда?..». Но, гадая о том, сколько продлится борьба воль, Уилфрид с удивлением увидел, что кто-то хватает Хаксли за ухо, а тот истошно орет.
Из огорода, из-под шланга Моника бежала не ради свиньи. Увидев любимого человека, она решила избавиться от зрителей долгожданной сцены. Если на такую сцену смотрят, ее как бы и нет.
Вывернув Хаксли ухо, она повлекла его через лужайку и вытолкнула за ворота, прибавив для верности, что следующий раз задушит голыми руками; после чего вернулась к Уилфриду.
Уилфрид терзался и пылал. Сзади топотала свинья, и в другую минуту он бы подумал, что сделает с ней алкоголь, если он так вредит простому червю. Однако есть время думать о свиньях, и время о них не думать.
Тем временем два-три глотка из фляжки делали свое дело. Когда прекрасная свинарка вернулась, он шагнул к ней. Он ее обнял. Он ее поцеловал.
— Моника! — заорал он, как разносчик, рекламирующий брюссельскую капусту. Типтон был прав. Все оказалось легче, чем свалиться с бревна.
Лорд Эмсворт не любил посетителей. День открытых дверей огорчал его не меньше, чем школьный вечер, разве что не надо носить цилиндр. Людей он не обижал, но предпочитал, чтобы они были подальше. Он терялся, когда вторгались в его домен, особенно — семьями, ибо дети, если за ними не доглядишь, доберутся до святилища и, упаси Господь, расстроят нежную свинью. Граф не забыл того дня, когда малолетний злодей по имени Бэзил дразнил ее картошкой на резиночке.
Чтобы это не повторилось, бедный пэр загодя направился к стойлу, вооружившись охотничьим ружьем. Кровь крестоносных предков кипела. Если бы злодей вернулся, не пройдя через покаяние, его бы ждала неприятная встреча.
Избегая парадного входа, путь к которому лежал через холл, где были посетители, граф вышел через боковую дверцу и вскоре повстречал Сэма. Тот уже спросил троих, как пройти к свинье, но они не знали.
Он тоже томился. Мысль о констебле терзала его. Так и казалось, что в любую минуту тот выйдет из-за угла, позвякивая наручниками.
Пугал его и замок. Трудно вынести такое величие, если ты привык к уюту и убожеству Хэлси-корта. Может быть, юный Бэзил и чихал на него, но Сэма оно угнетало, словно руки-ноги странно разрослись или костюм стал узок.
Встреча с лордом Эмсвортом его ободрила. Если здесь, подумал он, терпят старичков в залатанных брюках и потрепанной шляпе, жить еще можно, все-таки он поприличней.
— Здравствуйте, — сказал он. — Вы не знаете, как пройти к свинье Императрице?
Лорд Эмсворт просто засиял. Его всегда огорчало, что посетители смотрят ковры, картины, янтарные комнаты, совершенно не интересуясь единственным сокровищем замка. И он улыбнулся, учуяв родство душ.
— Я сам туда направляюсь, — сердечно сказал он. — Вы тоже любите свиней?
Сэм растерялся. К свиньям он был равнодушен, но раз уж старичок их любил, надо было ответить утвердительно, что он и сделал, судя по реакции — правильно.
— Мы идем огородом, так быстрее, — объяснил лорд Эмсворт. — Вы тут еще не бывали?
— Не бывал.
— Вы, часом, не из Америки?
— Нет.
— Знаете, многие — оттуда. Я сам только что туда ездил.
— Вот как?
— Да. К сестре на свадьбу. Вы любите вареные яйца?
— Люблю.
— И я их люблю. А они подают их в стаканчике. Мало того — взбалтывают. Я возражал, но они не слушали. Спросишь яйцо — взболтают.
— Значит, не надо спрашивать яиц.
— А если очень хочется? Вообще-то вы правы, Галахад тоже так сказал. Это мой брат.
Сэм чуть не подпрыгнул. Он был уверен, что владелец замка — грозный граф с густыми бровями, вроде Доринкорта[109] из книжки, которую он любил двадцать лет назад. Узнав, что обтрепанный старичок владеет этой махиной, он испытал то же самое, что испытал полковник, приняв деверя за спецовку. От потрясения он молчал, пока не дошли до цели.
Когда они дошли, граф вскрикнул:
— Ой, Господи! Там Бурбон!
— Простите?
— Мой бывший свинарь. Теперь он не служит. Кажется, какой-то родственник оставил ему кабачок. Наверное, приехал в шарабане. А, Бурбон! Хотите повидаться с
Джордж Сирил обернулся, являя косой глаз и сломанный нос. Косил он от рождения, нос ему сломали в «Гусе и гусыне», из-за политических споров.
— Здрась, — сказал он.
Между наемным работником и свободным кабатчиком есть тонкая, но четкая разница. Сейчас она была скорее четкой, ибо Джордж Сирил не забыл, что его выгоняли дважды. Ну, один раз — еще туда-сюда, бывает, но уж два — это черт знает что!
— Фиг ее увидишь, — отвечал он. — Залезла под навес и сидит.
Сэм посмотрел и обнаружил, что к домику пристроен навес, под которым прекрасная медалистка спит или медитирует.
Лорд Эмсворт удивился.
— Странно!
— Мало сказать! Не иначе, как захворала.
— Ну, что вы! Позовите ее.
— Я уже звал, не идет. Как этот, аспид.[110] Наверное, не знаете? Из Писания. Глухой, хоть тресни. Ему поют, играют, а он хоть бы хны. Позовите, это надо же!
— Наверное, вы неправильно звали. Попробуйте еще, а?
— Прям счас! Сами зовите.
Звать свиней лорд Эмсворт умел. Случилось так, что нынешний муж одной из его племянниц какое-то
