— Да, Большой Белый Вождь.
Мартышка любил и уважал свою тетю, но, кроме того, боялся и сейчас ощутил облегчение. Как многие тети, она обладала переразвитым чутьем. Взглянув на него, она бы догадалась, что он на мели, а там уж он и сам бы признался, где просадил деньги. Что было бы в этом случае, он думать не хотел.
— Покатила в Дувр, — продолжал граф. — Едет к матери, на Ривьеру, будет за ней ухаживать.
— Значит, ты один?
— Если не считать Валерии.
— Ах ты, черт! Она здесь?
— Вчера приехала, мечет пламя. Слышал новости? А может, ты явился ее утешать?
— Не совсем. Вообще-то, между нами говоря, я бы не хотел ее видеть. Я там был, когда они ругались, и защищал Хореса.
Лорд Икенхем кивнул.
— Да, вспомнил, она тебя называла ползучим гадом. Темпераментная натура. Не пойму, чего она пыхтит. Подумаешь, разорвала помолвку! Джейн разрывала ее шесть раз — а какая жена! Надеюсь, моя теща скоро поправится, но не очень скоро. Смотри, как смешно — Хорес нанял сыщика, а это мой старый приятель Плум. Плум-пудинг мы его называли.
— Да, он говорил. Ты дал ему денег, чтобы он стал сыщиком.
— Именно. Толковый тип. Чего он только ни делал! И актером был, и букмекером, держал какой-то клуб. Я подозреваю, что он побывал и дворецким. Но по призванию, по таланту он — мошенник. Как, впрочем, и я.
— Чепуха какая!
— Отнюдь. Не смейся над мечтами немолодого человека. Когда я читаю в газете об Очередной Жертве Мошенничества, я примеряю сюжет на себя. Какие бывают дураки! Так сколько?
— А?
— Я вижу, ты хочешь занять денег. Сколько именно? Такая сила ума могла бы и порадовать, но Мартышка был мрачен. Им овладел врожденный пессимизм.
— Много.
— Пятерку?
— Больше.
— Конкретно?
— Двести.
— Что! Как ты сумел столько задолжать?
— Советчики подвели. В общем, должен букмекеру две сотни. Ты его не знаешь? Такой Джордж Бадд.
— Когда я играл на бегах, твой Бадд сосал в колыбельке свои розовые пальчики.
— Ну, сейчас не сосет. Кремень, одно слово. Бинго Литтл ему задолжал, а он говорит: «Я человек не суеверный, но как-то так получается, что с моими должниками что-нибудь происходит. Судьба, не иначе. Рок.». И показал Бинго здорового амбала, зовут Эрб.
— Вот они какие теперь, букмекеры! Правда, и при мне были такие же.
— Вчера Эрб заходил ко мне.
— Что он сказал?
— Ничего. Такой, знаешь, сильный, молчаливый. Посмотрел, и все. В общем, если бы ты мог…
Лорд Икенхем печально покачал головой.
— Увы, мой дорогой, недавно у нас прошла финансовая реформа. Твоя тетя оставила мне ровно столько, сколько нужно на табак и уважение к себе. Десятка, вот мой предел.
— А, черт! Эрб явится в среду.
— Прекрасно тебя понимаю, — сказал граф. — Все мы через это прошли, от архиепископа Кентерберийского до меня. Ровно тридцать шесть лет назад я лез по трубе, спасаясь от некоего Сида. Спасся, хотя мимо меня что-то пролетело, я думаю — бронзовые часы. Остается одно. Попроси у Хореса.
Мартышка усмехнулся, заметив при этом:
— Ха!
— Уже пробовал? Так, так, так… Знаешь, что? Такому почтенному и тактичному человеку, как я, он не откажет. Предоставь все мне. В весеннее время моим силам просто нет границ.
— Ты не можешь поехать в Лондон.
— Не могу? В каком смысле?
— Разве тетя Джейн не запретила?
— Что-то такое было, но ты не учел, что она — на пути во Францию.
— А Валерия — здесь.
— Ага, ага. Да, вполне вероятно, что твоя сестра меня сторожит. Ничего, она скоро уедет. С тобой.
— Что такое?
— Да, да. Конечно, она еще не знает. Она собиралась прожить тут несколько недель. Но что поделаешь?
— Не можешь же ты ее выгнать. Лорд Икенхем был шокирован.
— Мой дорогой! — сказал он. — У каждого свой метод. А, вот и она! Валерия, душенька, смотри, кто приехал!
Валерия посмотрела, но на улитку, и так холодно, словно перед ними проползал Хорес Давенпорт.
— Вижу, — отрешенно сказала она. — Что он тут делает?
— Хочет отвезти тебя в Лондон.
— Я не собира…
— Конечно, мне будет одиноко, — продолжал лорд Икенхем, — но Мартышка считает, что ты делаешь большую ошибку.
— Почему?
— Ты знаешь, что такое свет. Он жесток. Он глумлив. Да, я понимаю, друзья смеяться не станут, они пожалеют тебя, но чужие люди… Ты для них — раненый зверек, уползающий в конуру. Мы, Твистлтоны, всегда гордились тем, что умеем сохранять лицо в несчастье. На твоем месте я бы показал, что я, как и прежде, весел, беспечен, спокоен… В чем дело, Коггз?
— Вас просят к телефону, милорд, — сказал дворецкий. Несколько секунд Валерия издавала негромкий звук, напоминающий утечку пара. Потом она лязгнула зубами.
— Подождешь минут десять? — спросила она. — Сложу вещи. Она ушла в дом, а Мартышка закурил сигарету. Он не одобрял дядю Фреда, но восхищался им.
Вскоре тот вернулся.
— Где Валерия? — спросил он.
— Складывает вещи.
— Так, так, так. Это Эмсворт, брат моего старого друга. Звонил из Бландинга. Просит прийти к нему в клуб. Утром управимся с Хоресом, а к двум — к нему. Значит, мы с тобой встречаемся в двенадцать, в вашем клубе. Ах ты, как хорошо! Я — словно ребенок перед цирком.
Чувства Мартышки были сложней. Когда дядя собирался в столицу, он всегда трепетал, думая о будущем.
Один вдумчивый член клуба «Трутни» выразил это так:
— Когда Мартышкин дядя приезжает в Лондон, ему уже не шестьдесят, а двадцать два. Не знаю, встречалось ли вам слово «эксцессы», но именно оно приходит тут в голову.
Глава 4