статье г. П. С., а вместе с тем ясно, что [трусливый] автор их [Владимир Николаевич Ильин][172]. Это тот самый В. Н. [Ильин], который в течение 10 лет считал себя самым преданным нам человеком, которого мы всюду защищали (т. к. многие его не любили, не выносили), [кот<орый> приходил чуть ли не по 2 раза в неделю, часто даже надоедая нам своими излияниями, духовными и романическими. Но мы терпеливо его выслушивали и жалели, т. к. знали, что он человек одинокий, нуждающийся в поддержке и утешении. И вот результатом этой заботы и участия является низкая, злобная клевета... Кого же он позорит, как не самого себя, трусливо спрятавшегося под анонимом, не имевшего мужества открыто выступить против
Прочитав фельетон, Ни, как всегда, отнесся к нему с брезгливым равнодушием и даже как-то иронически[173]. Таково было всегда его отношение ко всем критикам [(если только это слово применимо здесь) этого стиля. Все, кто читает книги
Воскресенье, 3 февраля
В 5 ч. у нас кое-кто из французов: М-г и M-me Cain (она переводила книгу
Говорят больше о национализме, о Гитлере. В общем — оживленно и просто.
82//83
Понедельник, 4 февраля
[Неожиданно приходит одна знакомая предупредить об одной особе, которая изредка бывает у нас. По ее словам, у этой особы плохая репутация в смысле полицейском. Очень неприятно, тем более, что проверить эти подозрения нет возможности.]
Посылала к Лене узнать о здоровье и передать денег. Посланный вернулся и сообщил, что Леня уже встал, слава Богу. Грипп прошел без осложнений.
Вторник, 5 февраля
Вечером на лекции
Среда, 6 февраля
Газеты сообщают о сильной эпидемии гриппа.
Сегодня ждали демонстраций по поводу годовщины восстания прошлого года[177], но приняты меры и пока все спокойно.
За завтраком говорили о том пути, каким нужно идти теперь сквозь хаос, в кот<ором> находится весь мир. «Если б я была скульптором, то я сделала бы статую, отвечающую на этот вопрос, — говорю я. — Фигура статуи была бы такой: глаза поднятые вверх, а руки опущенные вниз, к земле. Глаза — к небу, а руки — к земле, к людям с их скорбью и мукой».
83//84
«Я помню, ты как-то писала мне это», — говорит
Четверг, 7 февраля
Мороз с сильным ветром. К счастью, никому никуда не нужно ездить, и мы проводим день дома. Вечером начали чтение «Мертвых душ». Замечаю, что всех старых рус<ских> писателей-классиков воспринимаю как-то совсем по-новому. Другая оценка, другое нравится... Перечитываю Оригена для беседы с о. Ав<густином> и Флоранс.
Пятница, 8 февраля
Погода ужасная. Буря и мороз.
За чаем М-me Федотова с возмущением говорит о статье [против
«Это неверно, — говорит Е. Н. Федотова. — Книги Николая Александровича расходятся очень хорошо среди русских, и много есть людей, кот<орых> Николая Александровича даже не знает, а они многое получают от него. Хотя бы я, напр<имер>. Ведь не кто другой, как Н<иколай> А<лександро- вич>, определил мое направление своей статьей в «Проблемах идеализма»[180], и если б судьба случайно не столкнула нас здесь, за границей, то он бы и не знал об этом влиянии. А таких, как я, много, и вот для них и нужно писать». И она рассказывает
84//85
После ужина чтение «Мертвых душ».
Я, сравнивая Гоголя с Диккенсом, говорю: «Диккенс, описывая своих героев, смотрит на них как-то ласково, снисходительно, а Гоголь — холодно, сухо и насмешливо».
Суббота, 9 февраля
Утром письмо от Флоранс. У ее мужа удар. Парализована вся правая сторона. Бедная Флоранс, такая измученная, и вот новое страдание. Ее муж — больной деспот, но все же она к нему привязана и жалеет его.
Начала читать Тареева[181] (Евангелие) и статью в «Esprit» «Origines du monachisme»* De Becker'a[182], а более легкое чтение — Proust'a.
Яркий солнечный день, но очень холодно.