– Федор, милый, если бы я знала, я бы поделилась с тобой опытом, чтобы ты так не делал, – по старой дружбе, конечно. А так, хочешь верь, хочешь не верь – но я не знаю. Со мной этого не должно было случиться.
– Юлечка, знай, ты для меня всегда была ангелом. Такой и останешься.
– Падший у тебя ангелок получается, – усмехнулась Юлия. – Не боишься, Федор, дружить с падшими?
– Ладно тебе! Я побегу, пожалуй, а то ты мне наговоришь. Я тебе позвоню, как узнаю что-то конкретное, хорошо? Если не позвоню до вторника, позвони нам сама, вечерком, а то я боюсь закрутиться. Держись, подруга! Мы с тобой еще поживем!
– Спасибо, Феденька, для меня очень важно, что ты пришел вот так, сразу.
– Не скромничай, Юль. Пока! Все будет хорошо! – За Федором захлопнулась дверь, и Юлия без сил упала на постель.
Теперь настала пора обдумать дальнейшие жизненные планы. Дел оказалось неожиданно много. Будем решать проблемы по мере поступления, поэтапно, говорила себе Юлия. Первое – клиника, лечение, полный курс. Это – на два-три месяца. Значит, на все лето – июль, август, часть сентября – жильем она обеспечена. Потом надо будет на первое время снять квартиру. Хотя и тут может возникнуть проблема: если хозяин узнает, что она больна, то квартиру ей не сдадут... Тогда – гостиница. Ведь можно жить в гостинице, имея московскую регистрацию. Завоевание демократии. А вот разрешено ли в гостиницах проживать ВИЧ- инфицированным?..
Не буду думать об этом сейчас, решила она. Но тут же словно споткнулась о новое затруднение. Гостиница или снимаемая квартира – это, конечно, хорошо. Но как же все ее вещи? Одежда? Лето закончится, и как тогда? А книги? Картины? Посуда? Кое-что из мебели? Все то, что она так любит, – ее огромное старое зеркало, привезенное прабабушкой из Сибири, любимый ореховый секретер и прочие мелкие и не очень предметы быта? Куда все это девать?
Надо отнестись к этому без эмоций, одернула себя Юлия, как к технической задаче. Горечь расставания и страх перед будущим – слишком сильные эмоции, они парализуют. Долой чувства! Надо действовать. Ведь решила она бесповоротно уехать из загородного дома – и уехала. Теперь она заберет вещи из квартиры, благо дом ее через несколько дворов от гостиницы «Украина». И тогда уже можно будет считать, что дело сделано – она ушла из всех своих жилищ. А может, и из сердца родных... Ну что ж, ведь именно перспектива заразить кого-либо из близких, а более всего – детей и погнала ее так стремительно прочь от семьи.
Федор не позвонил, как обещал. Это было на него непохоже. Тогда вечером Юлия сама набрала знакомый номер. К телефону подошла Тамара. Юлия давно не виделась с ней, правда, несколько раз они созванивались.
– Здравствуй, Тамара! Это Юля.
– Узнала тебя. – Голос Тамары Рудак звучал сухо.
– Федор обещал мне позвонить, у нас с ним дело важное. Но так и не позвонил. Ты не знаешь, где его можно найти? Мне не хотелось бы звонить в офис.
– Странно: в офис ты не звонишь, а нам домой – пожалуйста. Так получается?
– Ну и что же? Что ты имеешь в виду?
– А вот то самое, дорогая Юлечка. – Голос на том конце провода зазвенел от напряжения. – В приличные места ты уже и позвонить не можешь. А про нас думаешь, что мы тебя всякую примем, и с болезнями срамными – тоже? Ну уж нет, тут ты ошибаешься.
– Да не бойся, Тамара, мне от вашего дома, а тем более от тебя лично ничего не надо. Просто Федор должен продиктовать мне один важный телефон. Это для дела.
– Ну, разумеется, ты все еще считаешь, что Федор готов бежать за тобой хоть на край света. Доигралась, теперь уже не побежит. У нас семья, мы с Федором прожили двадцать лет вместе, и я не хочу, чтобы нам звонили такие женщины, как ты.
Юлия не верила своим ушам. Она хорошо знала этот менторский Тамарин тон – так она, верно, отчитывала своих нерадивых студентов, так иногда говорила с продавщицами и официантками. Но чтобы таким тоном старая приятельница разговаривала с ней?!
– Послушай, профессор Рудак, давай поговорим спокойно, – пытаясь сдержаться, очень тихо произнесла она. – Неужели ты ревнуешь меня к Федору? Или просто боишься заразиться, беседуя со мной по телефону? Ты же все-таки цивилизованный человек. Я попала в беду, и мне хотелось бы что-то обсудить со своими старинными друзьями...
– Поздно обсуждать, – с металлическими интонациями ответила собеседница. – Я хотела действительно как настоящий друг помочь твоей семье. Ты меня не поняла.
– Каким образом? На что ты намекаешь?
– Это я прислала тебе фотографии в новогоднюю ночь. Ты помнишь?
– О господи, еще бы! Так это ты? Никогда бы не додумалась.
– Я хотела, чтобы ты обрела свое женское достоинство, чтобы перестала быть рабой мужа...
– Ты своего добилась. Я теперь раба другой субстанции. Можно считать, ты мне помогла, исправила меня на всю оставшуюся жизнь.
– Довольно, Юля. Слушай меня внимательно. Прошу тебя нам больше никогда не звонить и не искать встреч с Федором. Ты теперь можешь только скомпрометировать приличных людей. – Ну вот, механически отметила про себя Юлия, уже и зазвучали новые нотки – плохо скрытого злорадства, желания уязвить, сделать побольнее... – Разговаривать нам обоим с тобой не о чем. Ничего общего у нас с тобой отныне нет и быть не может.
Этого вынести было уже нельзя. Юлия молча нажала отбой. Все. Друзей Рудаков у нее больше нет. Сразу двоих. Неужели и Федька сдрейфил? В Тамаре и раньше проглядывали замашки стервы, близкими подругами они с нею не были. Но Федор?.. Видно, и вправду не существует истинной дружбы между мужчиной и женщиной.
Что ж, теперь она совершенно одинокая женщина и к тому же неизлечимо больная, заразная, представляющая опасность для окружающих... Знай свое место. Ты – изгой, ты – пария, ты – прокаженная. Нет, даже хуже, чем прокаженная. У тех был хотя бы свой остров, а ты одна, одна, одна... И Юлия горько заплакала.
Как раз в эту минуту раздался звонок сотового телефона. Это оказался Федор. Крепко подвыпивший, он звонил, видимо, из ресторана – ей были слышны музыка и стук столовых приборов.
– Юлечка, деточка, я тебе не мог раньше позвонить. Был очень занят.
– Понятно, Федор. И что ты мне скажешь?
– Я этого парня не могу найти. Он куда-то уехал, наверное, насовсем. Его нет в Москве.
– Ну что же, будем искать другого.
– Ты только не обижайся, ладно? И домой нам лучше не звони, я сам буду... я постараюсь с тобой связываться. А то Тамарка всю жизнь меня к тебе ревнует, а теперь – у-у-ух! Ты же ее знаешь, если что в голову вобьет – то все, хоть умри, а ее не переубедить.
– Да ладно, дело житейское. Спасибо тебе за звонок. Молодец, что не забыл.
– Я тебя никогда не забуду. Я тебя буду всю жизнь помнить... – В трубке послышались пьяные всхлипывания.
– Феденька, я же еще не умерла, скажешь такие золотые слова на моих похоронах. Береги себя, Федор, ты умный и сильный. Я тебя тоже не забуду. До свидания.
Так, ну вот теперь уже действительно все. Точка в истории их двадцатилетней дружбы поставлена. Определенность – лучше всего.
Остался еще один важный вопрос – проживание матери. Пока, на лето, ее надо бы пристроить где- нибудь за городом. Зимой-то у нее все налажено, она будет и дальше жить с сестрой Полиной в своей городской квартире. А вот сейчас, в жару, ее нельзя оставлять в пыльной и душной Москве. В Чивереве, в доме Алексея, внуки и зять долго ее не вытерпят. Надо найти пансионат. И здесь может помочь опять же незаменимый доктор Гена. Уж он-то знает, где сейчас проводят летнее время в меру обеспеченные пациенты преклонного возраста.
Через день Юлия уже отвезла мать под Рузу, где на берегу Москвы-реки стоял санаторий какого-то
